Медведь и соловей
Шрифт:
Русалка первой увидела священника. Ее глаза засияли.
— Вот его я бы с радостью съела.
Вася посмотрела на дорогу и увидела мужчину с золотыми пыльными волосами в темном одеянии священника.
— Почему?
— Он полон желания. Желания и страха. Он не знает, чего хочет, не признает страх. Но ощущает это, и чувства сильны, — мужчина приближался. Лицо его было голодным. Высокие скулы выпирали и бросали тени на впавшие щеки, у него были глубоко посаженные голубые глаза и мягкие полные губы, но сжатые строго, чтобы скрыть мягкость. С ним
Вася просияла.
— Я домой, — сказала она. — Если он из Москвы, у него могут быть новости о моих брате и сестре.
Русалка не смотрела на нее, она глядела на мужчину на дороге с голодным светом в глазах.
— Ты обещала, что не станешь, — резко сказала Вася.
Русалка улыбнулась, острые зубы сверкнули за зеленоватыми губами.
— Может, он желает смерти, — сказала она. — Тогда я ему помогу.
* * *
Двор перед домом кишел, как муравейник, озаренный золотом солнца. Мужчина снимал седла с уставших лошадей, но священника не было видно. Вася побежала к двери кухни. На пороге ее встретила Дуня, зашипела из — за прутиков в волосах и пятнах на платье.
— Вася, где…? — сказала она. — Не важно. Скорее, — она поторопила девочку, чтобы расчесать ее и сменить грязную одежду на блузку и расшитый сарафан.
Румяная, недовольная, но уже прилично выглядящая, Вася вышла из комнаты, которую делила с Ириной. Ее ждал Алена. Он улыбнулся ей.
— Может, они все — таки смогут тебя выдать замуж, Васечка.
— Анна Ивановна не даст, — спокойно ответила Вася. — Слишком высокая, тощая как ласка, ноги и лицо лягушки, — она хлопнула в ладоши и подняла голову. — Только принцы из сказок любят жен — лягушек. И они колдуют и становятся красивыми, когда хотят. Боюсь, такой принц мне не светит, Лешка.
Алешка фыркнул.
— Мне было бы жаль принца. Но не принимай слова Анны Ивановны близко к сердцу. Она не хочет, чтобы ты была красивой.
Вася промолчала, помрачнев.
— Прибыл новый священник, — добавил спешно Алеша. — Любопытно, сестренка?
Они выбрались наружу и обошли дом.
Ее взгляд был ясным, как у ребенка.
— А тебе нет? — сказала она. — Он из Москвы. Может, у него есть новости.
* * *
Петр и священник сидели на прохладной летней траве и пили квас. Петр повернулся, услышав детей, прищурился при виде второй дочери.
«Она почти женщина, — подумал он. — Я давно на нее не смотрел. Она и похожа на мать, и нет».
Вася еще казалась неуклюжей, но ее лицо уже менялось. Кости все еще казались слишком крупными, а рот — слишком широким и полным для ее тела. Но она была неотразима: настроение проносилось облаками над ясной зеленой водой ее взгляда, и порой что — то в ее движениях, поворот шеи, заплетенные волосы, привлекали взгляд и удерживали его. Когда свет падал на ее черные волосы, они сияли не бронзой, как у Марины, а темно — красным, как гранат в шелковых нитях.
Отец Константин смотрел на Васю, приподняв брови, чуть хмурясь. Петр не был удивлен. Было в ней что — то хищное, даже пока она была в платье и с заплетенными волосами. Она выглядела как пойманное дикое создание, которое лишь немного причесали.
— Мой сын, — спешно сказал Петр, — Алексей Петрович. А это моя дочь Василиса Петровна.
Алеша поклонился священнику и отцу. Вася смотрела на Константина с явным оживлением. Алеша ткнул ее локтем.
— О! — сказала Вася. — Добро пожаловать, батюшка, — и она быстро добавила. — Вы слышали о наших брате и сестре? Мой брат уехал семь лет назад, чтобы принять обет в Троицкой Лавре. А моя сестра — княгиня Серпухова. Скажите, что вы их видели!
«Ее матери нужно обуздать ее», — мрачно подумал Константин. Тихий голос и опущенная голова подошли бы, когда женщина обращалась к священнику. Эта девушка открыто смотрела на него волшебными зелеными глазами.
— Довольно, Вася, — строго сказал Петр. — У него был долгий путь.
Константин не ответил. Ноги зашуршали по летней траве. Анна Ивановна появилась в поле зрения в лучшем наряде. Ее дочь Ирина шла за ней, безупречная и красивая, как кукла. Анна поклонилась. Ирина сосала палец и смотрела на незнакомца большими глазами.
— Батюшка, — сказала Анна. — Рады приветствовать.
Священник кивнул. Эти женщины вели себя должным образом. Волосы матери скрывал шарф, девочка была аккуратной и сдержанной. Но Константин невольно посмотрел в сторону и поймал заинтересованный взгляд другой дочери.
* * *
— Краски? — Петр нахмурился.
— Краски, Петр Владимирович, — отец Константин старался не выдавать рвения.
Петру казалось, что он ослышался.
Ужин на летней кухне был шумным. Лес был добр в золотые месяца, сад был полон. Дуня превзошла себя с блюдами.
— А потом мы бежали как зайцы, — сказал Алеша у камина. Рядом с ним Вася покраснела и прикрыла лицо. По кухне звенел смех.
— Вы о красителях? — сказал Петр священнику, поняв. — Не бойтесь, женщины окрасят все, что нужно, — он улыбнулся, ощущая себя щедрым. Петр был доволен жизнью. Его посевы росли высокими и зелеными под ярким солнцем. Его жена меньше плакала и кричала, меньше пряталась после прибытия священника со светлыми волосами.
— Можем, — тихо вмешалась Анна. Она не ела рагу. — Что хотите. Вы еще голодны, батюшка?
— Краски, — сказал Константин. — Не для красителей. Я хочу рисовать.
Петр был оскорблен. Дом был алым и голубым. Но картины были яркими, ухоженными, и если этот человек решил вмешаться…
Константин указал на уголок с иконой напротив двери.
— Для рисования икон, — отстраненно сказал он. — Для величия Бога. Я знаю, что мне нужно. Но я не знаю, где это найти в вашем лесу.
Для икон. Петр посмотрел с Константином с обновленным уважением.
— Как наши? — сказал он, посмотрел на тусклую Деву в углу, перед ней стоял огарок свечи. Он привозил иконы из Москвы, но не видел тех, кто их рисует. Монахи рисовали иконы.