Медведь и соловей
Шрифт:
— Я понимаю, — сказала она. — Но в лесу зло.
— Времена злые, — сказал Петр. — Но я их хозяин.
— В лесу мертвецы, и они ходят. Отец, лес опасен.
— Бред, Вася, — рявкнул Петр.
«Матерь божья. Если она скажет об этом в деревне…».
— Мертвые, — сказала Вася. — Отец, вам нельзя ехать.
Петр схватил ее за плечо так, что она вздрогнула. Вокруг его люди суетились и ждали.
— Ты уже взрослая для сказок, — прорычал он, пытаясь вразумить ее.
— Сказок! — сдавленно вскрикнула Вася. Буран вскинул
Мужчины не слышали всего, но уловили достаточно. Их лица были бледными за бородами. Они смотрели на дочь Петра. Многие поглядывали на его жену или детей, маленьких на фоне снега. Их не остановить, если глупая дочь продолжит.
— Ты не ребенок, Вася, чтобы бояться сказок, — рявкнул Петр. Он говорил спокойно и сухо, успокаивая людей. — Алеша, держи сестру в руках. Не бойся, дочка, — сказал он тише и мягче. — Мы победим, зима пройдет, как остальные. Мы с Колей вернемся к тебе. Будь мягче с Анной Ивановной.
— Но, отец…
Петр запрыгнул на спину Бурана. Рук Васи сжалась на уздечке коня. Другого сбили бы с ног и затоптали, но жеребец замер, повернув уши к девушке.
— Пусти, Вася, — сказала Алеша, подойдя к ней. Она не двигалась. Он обхватил ее ладонь на уздечке, шепнул ей в ухо. — Не сейчас. Люди сорвутся. Они боятся за дома, боятся демонов. Если отец послушается, скажут, что он поддается дочке.
Вася втянула воздух меж зубов, но отпустила Бурана.
— Лучше поверить мне, — пробормотала она.
Смелый жеребец побежал. Остальные последовали за Петром. Коля махнул брату и сестре, и они уехали в белый мир, оставив двоих в одиночестве во дворе.
* * *
Деревня казалась очень тихой, когда уехали всадники. Ледяное солнце светило на нее.
— Я тебе верю, Вася, — сказал Алеша.
— Ты вонзил кол своей рукой, конечно, ты мне веришь, — Вася расхаживала как волк в клетке. — Стоило все рассказать отцу.
— Но мы убили упыря, — сказал Алеша.
Вася беспомощно покачала головой. Она вспомнила предупреждение русалки и лешего.
— Это не конец, — сказала она. — Меня просили остерегаться мертвых.
— Кто?
Вася замерла и увидела, что лицо брата было холодным от тени подозрений. Ее отчаяние было таким сильным, что она рассмеялась.
— И ты, Лешка? — сказала она. — Меня предупреждали настоящие друзья, старые и мудрые. Ты веришь священнику? Я ведьма?
— Ты моя сестра, — сказал твердо Алеша. — И дочь нашей матери. Но тебе нельзя ходить в деревню, пока отец не вернется.
* * *
Дом притих к ночи, с темнотой пришел холод. Все сгрудились у печи, чтобы шить, вырезать или чинить в свете огня.
— Что это за звук? — вдруг сказала Вася.
Постепенно семья притихла.
Кто — то снаружи плакал.
Это напоминало поскуливание, едва слышное. Но сомнений не было, она слышала, как плачет женщина.
Вася и Алеша переглянулись. Вася привстала.
— Нет, — сказал Алеша. Он прошел к двери, открыл ее и выглянул в ночь. Он вернулся, качая головой. — Там ничего нет.
Но плач продолжался. Два или три раза. Алеша подходил к двери. А потом Вася прошла сама. Она, казалось, увидела белый блеск между изб крестьян. Она моргнула, и ничего не было.
Вася прошла к печи и заглянула в нее. Домовой был там, прятался в горячем пепле.
— Она не войдет, — выдохнул он в треске огня. — Клянусь, она не может. Я ее не впущу.
— Ты так говорил в тот раз, но она вошла, — сказала Вася едва слышно.
— Комната пугливого человека — другое дело, — прошептал домовой. — Там я не могу защитить. Он отрицает меня. Но сюда она войти не может, — домовой сжал кулаки. — Она не пробреется.
Наконец, луна поднялась, они пошли в кровати. Вася и Ирина прижались друг к другу, укутались в шкуры, дыша в темноте.
Вдруг плач стало слышно вблизи. Девушки застыли.
В их окно поскреблись.
Вася посмотрела на Ирину, глаза у той были открыты, она была напряжена.
— Звучит, как…
— О, не говори, — взмолилась Ирина. — Не надо.
Вася слезла с кровати. Она невольно коснулась кулона на груди. Холод обжигал дрожащую ладонь. Окно было высоко, Вася забралась и открыла ставни. Лед на окне искажал двор.
Но за льдом было лицо. Вася увидела глаза и рот — темные дыры — и костлявую руку, прижатую к замерзшей раме. Существо плакало.
— Впусти меня, — выдохнуло оно. Раздался скрип ногтей по льду.
Ирина скулила.
— Впусти меня, — шипело существо. — Мне холодно.
Вася рухнула, не удержавшись, и растянулась.
— Нет. Нет… — она вернулась к окну. Но там теперь никого не было, луна сияла над пустым двором.
— Что там было? — прошептала Ирина.
— Ничего, Иринка, — рявкнула Вася. — Спи.
Она заплакала, но Ирина не видела.
Вася вернулась в кровать и обвила руками сестру. Ирина молчала, но долго не спала и дрожала. Потом она уснула, и Вася убрала руки сестры. Ее слезы высохли, лицо было решительным. Она прошла на кухню.
— Думаю, мы умрем, если ты пропадешь, — сказала она домовому. — Мертвые ходят.
Домовой высунул уставшую голову из печи.
— Я буду держаться, сколько смогу, — сказал он. — Посиди сегодня со мной. С тобой я сильнее.
* * *
Три ночи Петр не возвращался, и Вася оставалась в доме и сидела с домовым. В первую ночь она слышала плач, но ничто не приближалось к дому. На вторую ночь стояла идеальная тишина, а Вася ужасно хотела спать.
На третий день она решилась попросить Алешу посидеть с ней. Тем вечером пылал кровавый закат и угас, оставив голубые тени и тишину.