Медвежий вал
Шрифт:
В тот же день в войска были разосланы приказы. Дыбачевский, увидев, что действовать ему предстоит лишь одним полком, был вполне удовлетворен этим и поспешил позвонить Чернякову.
— Приезжай, тут на тебя «письмо» пришло! — передал он ему по телефону.
Ночь выдалась темная. Завывал и свистел ветер в близком бору, и многоголосый шум деревьев глушил все другие звуки. Клочья сброшенных еще с осени немецких листовок птицами проносились над землей, яростно трепетали, зацепившись за колючую проволоку. Небо нависло тяжелое, темное, словно готовое слиться с землей, растворить
В такую погоду немцы могли ожидать чего угодно, только не наступления. И тем более они не ждали внезапного нападения роты Бесхлебного на опорный пункт Ковшири, находившийся в глубине обороны.
Бой, которого Черняков так добивался, начался с большим, чем он предполагал, размахом. В проделанный ротою Еремеева проход, в «огневой мешок», за который немцы меньше всего беспокоились, вошли остальные роты Еремеева и батальон от дивизии Безуглова.
Внезапным ударом, возникнув из тьмы, как привидения, они распахнули «ворота» и вправо и влево. Передний край обороны противника был взломан почти на три километра по фронту. Начало хорошее, а дальше? Не будь жалкой нити телефонного провода, рота Бесхлебного была бы отрезанным ломтем, брошенным в самую пасть зверя. С рассветом противник перешел в контратаки. Черняков перегруппировал силы: в окопы, захваченные ночью, он ввел батальон Усанина, а Еремеева послал на соединение с Бесхлебным. Но что было возможно ночью, стало невозможно днем. Роты залегли на заснеженном болоте.
Черняков поднялся к стереотрубе. Сердито раскачивались оголенные сучья искалеченного в недавних боях леса, и завывания ветра доносились сквозь амбразуру.
— Что там сообщает Еремеев? — спросил он у Крутова.
— Пока ничего нового, товарищ полковник.
— Запроси как следует, не стоит же он на месте?
— Говорит, что огонь мешает, из Поречек пулеметы бьют.
— Что у него — нечем их подавить? Поречки... — Внезапно ему пришла в голову новая мысль: «Если нельзя подавить пулеметы, так можно закрыться от них дымовой завесой. Бесприцельный огонь будет не так уж страшен...
— Начальника артиллерии! — крикнул Черняков.
Полковая батарея ударила дымовыми снарядами по высотам вокруг Поречек. Вычертив в небе белый след, они взметнули на земле клубы сизого дыма. Ветер подхватил эти клубки, рванул, размотал от них длинные шлейфы, сразу закрывшие и деревню и высоты, на которых сидел противник.
Черняков схватил телефонную трубку, закричал:
— Еремеев, вперед! Ты меня слышишь? Вперед! Я буду прикрывать!
Стрелковые цепи поднялись и снова двинулись к высоте, на которой вела бой рота Бесхлебного.
Неожиданно на пути пехоты стеной встал лес тяжелых разрывов. Пехота залегла.
— Вот сволочь. — Черняков от досады так стиснул зубы, что по лицу разлились красные пятна. — Заградительный огонь!
В блиндаж вошел командир приданного гаубичного дивизиона капитан Медведев, тот самый, что поддерживал полк в ноябрьских боях. Его наблюдательный пункт находился в траншеях неподалеку.
— Будем давить? — обратился он к Чернякову.
— А сумеем?
— Снарядов маловато... Может случиться, что прижмет посильнее, тогда нечем будет даже поддержать...
— Что будет — еще неизвестно, а пока надо выручать.
— Дивизион против
— Все равно. Другого выхода нет!
Артиллерии, находившейся в распоряжении полка, не положено вести контрбатарейную борьбу, ее для этого попросту недостаточно, но и оставить свою пехоту без поддержки Черняков не мог. Вот разве обратиться за помощью к командующему артиллерией дивизии?.. Черняков размышлял: помогут там или нет? Слева, нарастая, докатился гул артогня. Работала своя артиллерия, но явно не медведевского дивизиона. Минутой позже Чернякова подозвали к телефону и все разъяснилось.
— Там твои залегли, — сказал ему Безуглов, — так я решил помочь огоньком.
— Как я вам благодарен! — с искренним волнением вырвалось у Чернякова. — А я только что хотел просить своих об этом...
— Ничего, дело общее, не стоит считаться в мелочах, — пророкотал Безуглов. — Считай — квиты за Королево. Давай, поднимай там своих, чего им залеживаться!
— Вот человек! — восхищенно проговорил Черняков, возвращая трубку Крутову. Вдруг тот досадливо чертыхнулся, стиснув зубы.
— Что произошло? — тревожно спросил Черняков.
— Еремеева зашибло.
— Как? Чем?..
— Говорят, снаряд близко разорвался...
Черняков болезненно свел брови: потерять такого комбата!
— Крутов!
Тот взглянул на полковника и, кажется, понял все без слов.
— Идти? — он кивнул в сторону передовой.
— Да, надо помочь. — Черняков был рад, что ничего не надо объяснять. — Только будь осторожен. Да возьми с собой минометчика, скажи, что я приказал! — крикнул ему вслед Черняков.
Поднявшись снова к стереотрубе, он увидел, что Крутов, размахивая руками, скорым шагом шел к передовой. Рядом с ним шагал широкоплечий приземистый командир минометной батареи Кравченко.
Едва стало светать, Бесхлебный приподнялся над бруствером окопа, чтобы полнее представить себе характер обороны. По восточному склону высоты, занятой ротой, полукольцом окопы и проволочные заграждения. Ходы сообщений от окопов ответвлялись в глубину, смыкались за вершиной и могли быть приспособлены для круговой обороны.
Большая часть бойцов уже работала там, оборудуя позиции.
Бесхлебный прислушался. С оставшегося далеко позади переднего края доносилась перестрелка, — там все еще шел бой, и ждать обещанного подкрепления пока не приходилось. Бесхлебный вздохнул, сжал кулаки до хруста в пальцах: «Раз надо, будем держаться столько, сколько необходимо. Надо!..» Где-то вблизи за ближними холмами гулко ухнули орудия. Сердце неприятно сжалось. Снаряды, шипя как рассерженные гуси, прошелестели над окопами и унеслись в сторону передовой. Однако следующие пришлись на высоту.
Бесхлебный сообщил Чернякову, что на роту готовится контратака, и снова вышел в траншею.
Опираясь на винтовку, навстречу ковылял, волоча ногу, первый раненый. Он мотнул головой назад:
— Немцы... Нажимают, проклятые!
— Отобьем!.. Давай в блиндаж, там тебя перевяжут. Если в силах, снаряжай диски.
Лощиной перебегали гитлеровцы. Из окопов открыли беспорядочный винтовочный огонь. Бесхлебный видел, что бойцы нервничают и с такого расстояния зря ведут огонь.
— Спокойно, не торопиться! — закричал он.