Медвежий вал
Шрифт:
Разговаривая, Григорьев приблизился, и Черняков сразу угадал: проводы не обошлись без выпивки. «Как они ухитряются доставать? — подивился он. — Сам приказывал никому до боя вина не выдавать, а гляди-ка, нашли».
— А гармонист? — спросил он.
Боец лихо перебросил гармонь на левую руку, козырнул и ответил:
— Гвардии ефрейтор Раевский из гвардейской разведроты!
— Мой новый товарищ, — добавил Григорьев.
«Так их, оказывается, к Кожановскому определили», — сразу понял Черняков.
— Смотрите, — обратился он к провожаемым, — чести своего полка не роняйте. Пехота царица и хозяйка полей. Наш полк боевой, у него хорошая репутация, и мне будет просто
Разведчики стояли, провожая взглядами командира полка, пока санки не скрылись за поворотом дороги.
— Справедливый человек этот полковник, — тихо сказал Григорьев. — Его в полку, наверное, все любят!
Он посмотрел на убегающий след санок, вздохнул, на мгновенье грусть защемила ему сердце:
— Прощай, мой полк, хотел бы я еще в тебе побыть...
— Григорьев, пошли! — окликнули его товарищи.
Глава десятая
Армия Березина сосредоточила силы для нового удара. План его был очень простой. Гвардейский корпус, собранный в узкой полосе, должен был словно тараном пробить брешь в обороне врага и, придерживаясь большака Коопти—Васюты, как оси наступления, прорваться к Витебску. Решение строилось в согласии с общим фронтовым планом наступления, в котором главная роль была отведена соседней с Березиным армии, действовавшей левее. Вся артиллерия полков и дивизий была предназначена для сопровождения пехоты колесами, а для удобства управления сведена в огневые группы. Несомненно, теперь все цели на переднем крае противника будут подавлены и уничтожены и стрелковые цепи получат открытую дорогу в глубину обороны.
Разглядывая схему неприятельской обороны, испещренную синими значками пулеметов, орудий, батарей, Березин поинтересовался: не оживут ли они в момент атаки пехоты, как бывало не раз?
— За это могу поручиться, — ответил командующий артиллерией. — Все, что есть на переднем крае, будет буквально сметено. У нас приходится несколько орудий прямой наводки на одну цель. Около десяти. Это небывалая плотность.
Однако Березин не обольщал себя радужными надеждами. В конце концов сотни живых гитлеровцев в траншеях — это тоже цели, только не учтенные на этой схеме. Спору нет, огонь прижмет их к земле, но при малейшей задержке наступающих они окажут сопротивление. Вот тогда и должны будут сыграть свою роль гибкие огневые группы. Забота о защите пехоты от огня противника в глубине обороны являлась для него главной целью во всех размышлениях и перед этой новой операцией.
В ночь на третье февраля артиллерия заняла позиции на переднем крае. Боеприпасы были уже поднесены заранее и разложены по нишам.
Пехота размещалась в окопах. Приглушенный шум, тихий говор сотен людей, готовящихся к бою, стояли над передним краем. Больше всего забот было у связистов и артиллеристов. Пехота знала, что ее дело впереди, и пока старалась по возможности отдохнуть, хоть и находилась в узких окопах, нишах, стрелковых и пулеметных ячейках.
Противник изредка выбрасывал ракету, давал на всякий случай пулеметную очередь. Бойцы не обращали внимания на это, каждый занимался своим делом: кто разговаривал с товарищем, кто доделывал окоп, а кто просто посвистывал носом. Плотные плащ-палатки не пропускали ветра, и под ними, несмотря на мороз, можно
Вместе с выходом пехоты все командиры полков заняли свои места на наблюдательных пунктах. Только старшие начальники еще оставались в своих штабах, и дежурные офицеры нет-нет да позванивали оттуда, проверяя, все ли в порядке и не заподозрил ли чего противник.
Утром, едва посветлело небо, в окопы возвратились продрогшие разведчики: на этот раз они не ловили «языков», а вели предупредительную разведку на случай появления разведчиков противника.
Когда стало еще светлее, над окопами рассыпались гроздья красных ракет. Грохот первых выстрелов потряс землю, всколыхнул свежий морозный воздух, разметал тишину зимнего утра. Шквал огня обрушился на неприятельские позиции, страшными ударами разметал рогатки, накатник блиндажей, вихрем осколков вымел из траншей все живое...
Пятнадцать минут. Шквал не утих, а, наоборот, нарастает с каждой минутой. Сотни молний сверкают в грязно-желтом от дыма воздухе.
Полчаса. Земля содрогается от гула, а ему нет конца. Тяжелый черный вал дыма, клубясь, поднялся над гитлеровской обороной в небо и, тихо колеблемый слабым ветром, поплыл в сторону Витебска.
Сорок пять минут. В клокочущий гул орудий мощно вторгается скрежет и вой гвардейских минометов. Земля крупно вздрагивает, черный лес разрывов встает над Скиндеровкой...
Оглохли от хлестких выстрелов артиллеристы, но лишь еще яростнее трудятся у своих орудий, черные, вспотевшие, среди огня и дыма, среди блеска молний.
Новый залп гвардейских минометов обрушился на траншеи противника, в небо взвились зеленые, мерцающие холодным светом ракеты, и из окопов по всему переднему краю на протяжении двух километров поднялась многочисленная пехота. Наступала минута атаки. Тысячи людей цепью пошли снежным полем за разрывами снарядов и мин, за бушующим артиллерийским валом, расчищавшим перед стрелковыми подразделениями дорогу через ненавистный рубеж. Вслед за стрелками тронулись в путь со своих позиций и орудия огневых групп. Они будут теперь молчать, пока не появятся цели на поле боя, пока пехота не столкнется с противником. В борьбу с ожившими вражескими батареями вступила пушечно-артиллерийская бригада Березина.
Черной землей, взбитой тысячами мин и снарядов, обозначился бывший рубеж фашистской обороны. Бойцы без выстрелов заняли две первые линии неприятельских окопов и, не задерживаясь в них, спустились в глубокий овраг, проходивший параллельно фронту. За пехотой, ушедшей вперед, потянулись связисты, повозки с боеприпасами, отставшие от нее орудия прямой наводки...
Командиры дивизий сообщили Безуглову, что пехота движется, не встречая сопротивления. Противник, бросая убитых и раненых, бежит перед нею.
Однако вслед за первыми радостными сообщениями пришли тревожные вести:
— Артиллерия топчется перед оврагом. Дороги через него нет! Что делать?
— Пехоте продолжать наступление, пушки и гаубицы перебросить через овраг как угодно, хоть на руках! — приказал Безуглов Квашину и остальным командирам дивизий — Идите и сами обеспечьте переброску!
Положение создалось серьезное, угрожающее.
Пехота одна шла в наступление, лишившись своей главной ударной силы, своего щита — артиллерии. Сотни орудий всех систем спустились в овраг, сбились в глубоком метровом снегу, нанесенном сюда зимними ветрами. Расчеты грудью налегали на снег, приминали его к земле, разгребали ногами и руками в стороны и с неимоверными усилиями подталкивали пушки, пробиваясь на другую сторону. А впереди, на высоком крутом подъеме, нависал сугроб со сверкающей ломаной кромкой.