Механический Орфей

Олдридж Рэй

— Кто они? — Голос его дрогнул.

Генш остановился, его зрительные пятна слились в один большой глаз, который уставился на человека.

— Тут никого нет, Руиз Ав.

— Я тоже никого не вижу, — заметила копия Низы.

Бывший агент медленно выпрямился… Но иллюзия того, что в пещере вместе с ним присутствует огромная толпа, не оставляла его.

— Что это за место? — спросил он генша.

— Это место, где родился Механический Орфей, — ответил тот.

Руиз сделал шаг вперед. В дальнем конце пещеры зеленый свет как будто собирался в слизистые комки, в которых постепенно проступали очертания какого-то массивного предмета.

Машина была высокой,

как если бы четыре человека встали друг на друга, и примерно десять метров в ширину. Черты нарисованного на передней панели огромного и страшного лица жили независимой жизнью, пульсируя отдельно друг от друга, как будто между ними не было согласия. Сперва Руиз не понял, что происходит. Но на какое-то мгновение движение замерло, и он осознал выражение этого лица — хитрое и коварное безумие.

Придвинувшись ближе, разведчик увидел, откуда исходит движение. Передняя панель Орфея представляла собой мешанину ног, рук и торсов, все они были соединены вместе и образовывали жуткие черты. Тут и там под омерзительной коркой плоти проглядывал блестящий металл.

То, что Руиз сперва принял за морщины, оказалось просто просветами между частями тел. В узоре, который они образовывали, присутствовала своеобразная система. В нем не было ничего случайного и уродливого, что так отличало прислужников геншей. По мере приближения к машине человек начинал понимать логику этого узора. Скулы состояли из узловатых сплетений рук, мышцы которых нервно подергивались. Лоб — из гладких тонких линий женских ног. Глаза, собранные из тысяч настоящих глаз, напоминали рисунок пуантилиста: светло-голубые составляли белок, а черные — зрачок. Каждый из них жил отдельной жизнью, от чего мутилось в голове. Безгубый рот, зубами в котором служили покачивающиеся в каком-то противоестественном экстазе белокурые детские головки, зиял отвратительной ухмылкой: Там и сям гигантское лицо украшали заплаты из кожи геншей, с торчащими сенсорными пучками.

Руиз почувствовал себя невероятно скверно, будто сраженный неизвестной болезнью. При виде Механического Орфея возникало одно желание — немедленно его уничтожить. Каким образом он прожил столько столетий? Непостижимо. Кто мог создать такое?

Наверное, человек заговорил вслух, потому что генш ответил своим похожим на шелест голосом:

— Религиозный порыв — тот аспект человеческого поведения, который я не могу и даже не пытаюсь понять. Когда мы впервые осознали, что Суук становится миром людей, мы забрали с поверхности несколько человеческих существ, чтобы превратить их в своих слуг. Но несчастные сделались жертвами всяческих маний. В своей религиозной попытке создать бога — киборга, который сочетал бы в себе одновременно черты и генша, и человека, они, надо сказать, до какой-то степени преуспели. Сотворить кумира! Мы анализировали это событие и пришли к выводу, что им не дано было осознать невозможность синтеза человека и генша. Поэтому у них и получилось. Здесь они создали Орфея, здесь начали ему поклоняться.

Руки Руиза сжались на прикладе огнемета. Он вновь и вновь твердил себе, что кошмар перед его глазами — это фантом, мираж. То, что уже давно умерло.

Машина между тем продолжала улыбаться все шире и шире и в конце концов спросила, не двигая губами:

— Разве я мертва?

Голос звучал глубоко, пронизывая все вокруг. Он был негромок, но Руиз почувствовал, как он отдается в костях и в крови. Этот звук вызвал в нем такую бурю омерзения, что человек затрясся от гнева и дрожащими руками приподнял и нацелил огнемет.

— Нет! — остановил его генш. — Сопротивляйся иллюзиям!

Призраки Орфея сделают все, чтобы смутить тебя. Если ты потеряешь контроль над собой, то тем самым откроешь свое местопребывание солдатам, которые расставлены в засаде у входа в святилище. А от стрельбы всего-навсего обрушится потолок. Слуги отказываются расчищать эти переходы, ведь на них тоже влияют призраки.

— Хорошо, — сдался Руиз и опустил огнемет.

Он двинулся к страшной физиономии, и с каждым шагом ему открывались все новые грани ее мерзости и чудовищности. Когда он был уже совсем близко, рот машины распахнулся в беззвучном злорадном вопле, и детские головки, все как одна, повернулись и уставились на него. Они пялились с бессмысленной злобой, ударяясь друг о друга в каком-то неровном ритме, как будто щелкали в бессильной ярости настоящие зубы.

— Это уже чересчур, — произнес Руиз.

Он продул шлем чистым кислородом, закрыл вентиляторы и несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прочистить сознание от ментального пламени.

Лицо машины медленно побледнело. Сделавшись прозрачным, неподвижно-плоским, оно едва мерцало и уже не казалось таким угрожающим.

Вспомнив о том, что говорил ему генш, Руиз включил фонарик на шлеме. Над дверным проемом высветились прогнувшиеся, оплавленные балки. Их поддерживали лишь две насквозь проржавевшие центральные колонны.

— Пойдем, — сказал человек и направился прямо сквозь призрак, который разлетелся вокруг него радужными брызгами.

Генш провел его под аркой в дальнем конце пещеры и дальше, по узкой лестнице. Руиз обратил внимание, что кислорода осталось на девять минут, покачал головой и снова открыл клапаны в шлеме. Голова немедленно закружилась, но никакие новые кошмары не напали на него в иллюзорном тумане.

Он шел не оглядываясь, хотя всей кожей чувствовал позади себя то место, где только что был Орфей. На верхней площадке лестницы генш указал на ряд темных альковов, расположенных вдоль узкой галереи.

— Смотри, но осторожно, — прошептал он.

Руиз, двигаясь очень аккуратно, проник в ближайший. В конце короткого коридора светилось какое-то отверстие, примерно в метр шириной. Он подкрался к нему и выглянул.

Огромная пещера представляла собой сплошной лабиринт. Свет здесь был желтый и гораздо ярче, чем в туннелях. Толстые перегородки из плавленого камня, каждая чуть выше человеческого роста, делили пещеру на сегменты и шли от центрального строения к стенам. Проходы извивались и петляли, но сверху было видно, что от трех арок в разных концах пещеры к центру вели три коридора. На примыкающих к двум из выходов перегородках залегли тяжеловооруженные воины. Солдаты держали оружие наизготовку, сосредоточив все своё внимание на арках. Одурманенному сознанию Руиза вся картина представилась некоей квинтэссенцией засады. Однако из своего укрытия ему хотелось посмеяться над их уязвимостью.

Рядом зашептал генш:

— Огромное страшное насекомое поджидает в третьем коридоре лабиринта.

С минуту бывший агент размышлял.

— На нас не нападут орды кровожадных геншей? Или их слуг?

— Нет, — ответил генш. — Мы не относимся к расам, которые выясняют отношения при помощи физического насилия, а все слуги разбежались и скрываются в самых дальних уголках анклава. Они не могут понять, что за конфликт разыгрался между их богами.

— Понятно, — ответил Руиз.

Он забыл, где находится, и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Однако это непродуманное действие затуманило сознание: вооруженные люди начали двоиться и троиться, и весь лабиринт заполнился врагами.