Механист
Шрифт:
Пусть откроется! — настаивал вогул. — Камень надо чтить.
— А иначе? — вызывающе осведомился Старьевщик и незаметно получил от спутницы локотком под ребра.
Вогул даже не посмотрел на механиста, продолжая говорить с паханом:
— Вижу, ты с нами доброго отношения ищешь.
— Ищу, — подтвердил Моисей.
— Отдай механиста.
Пахан глубоко вздохнул и очень медленно, растягивая паузу, выдохнул. Отвел взгляд:
— Я ему не хозяин.
— Плохо, да.
Пришелец развернулся и запрыгнул обратно в свою лодку:
— Очень плохо.
Подал знак, и гребец налег на весла.
— Ты Камню отказал.
Лодка бесшумно заскользила
— Но Камень много тысяч лет стоит, а человек — вот он есть, а вот — закончился.
Старьевщику захотелось плюнуть в воду, но этого он делать не стал — побоялся спугнуть торжественность момента.
Гряда Камня тянулась версты на две, и на всем протяжении так же была исчерчена разными письменами, только любоваться открывающимся великолепием желания уже не возникало. Неловко молчал Моисей, только что заработавший жирный минус в перспективе общения с туземцами, раздраженно молчала Венди, уже успевшая что-то на фантазировать по поводу соприкосновения Камня и Вика, принципиально молчал и сам механист чувствующий отчего-то на душе некий поганенький осадок. За компанию молчали и остальные неприкаянные. Попросить Менестреля расчехлить гитару было некому. Так бы и промолчали дальше, исполняя пожелание Себеды не трепать лишнего возле Говорливого Камня, если бы не очередная случайность.
Угроза не угроза, но слова вогула насторожили неприкаянных. Одно дело — плыть под отвесными скалами, изумляясь могуществу природы, другое — вслушиваясь в окружающее, потому что камни вниз падают не просто так, а только под воздействием внешней силы. Как правило — человеческой, если речь, чего доброго, пойдет о попадании в плот.
Видоки были сосредоточены дальше некуда, имея при этом на всякий случай стрельбы в сухости и под рукой. А вот Старьевщик совсем не напрягался. Сколько ни вслушивайся, а чуйка, если вдруг, у той же Венедис должна сработать раньше, чем у лишенного нужных приспособлений механиста. Даже сверхтренированный, но обычный слух бессилен, если хочешь определить человека на удалении метров восемьдесят вверх. Да и стрелять прицельно из гладкостволки на такое расстояние неэффективно. Так что за стрельбу Вик тоже зря не хватался — держал в чехле.
Надо признать, когда через пару дней достигли Говорливого Камня, тот и на самом деле поразил умением вытворять из обыденных звуков различные спецэффекты. Вода здесь плескалась о скалы с необычным гулким эхом, словно голодная река взахлеб обсасывала берег, а ревнивый ветер скрежетал зубами в древесных кронах.
Внешне же Говорливый ничем не отличался от Писаного — та же вытянувшаяся вдоль берега вертикальная стена с цепляющимся за гранит лесом. Только без рисунков.
Еще в районе Говорливого стали попадаться ряжи — рукотворные острова. Некоторые — поросшие деревьями, уже почти неотличимые от естественных, другие — полуразрушенные, с разваленными бревенчатыми стенками и осыпавшимся каменным наполнением. Вик был знаком с такой технологией. Ему самому довелось строить мосты по похожему принципу — зимой на льду реки в определенных местах собирались деревянные срубы и заполнялись булыжниками. Потом лед подпиливался и вся конструкция опускалась на дно. А после ледохода начинали ставить пролеты — опоры-то были уже готовы. Собранные из негниющей лиственницы постройки могли прослужить столетия. Только в его, механистической, методике ряжи были значительно меньших размеров и, как правило, выстраивались поперек реки в одну линию.
Зачем сооружать такие, как здесь, громадины и внешне бессистемно разбрасывать вдоль русла, Вик решительно не понимал. Он даже не мог вообразить вырубку леса в таких масштабах, когда во время сплава между бревнами не видно воды, а для их вылавливания необходимы тысячи рабов и десятикилометровые шеренги таких вот гигантов.
Однако, несмотря на свою массивность и расположение по течению, опасности для плотов ряжи не представляли. Стены они имели вертикально уходящие вниз, что исключало возможность посадки плотов на мель, и даже разрушенные ниже уровня воды острова легко определялись по перекатам.
Говорливый почти прошли мимо, когда уже настоящий остров разделил Вишеру на две протоки. Широкую и узкую или, как здесь говорили, толстую и тонкую. Справедливо рассудив, что в «толстой» протоке вода спокойнее, Моисей направил первый плот в нее.
Ряжей в широком рукаве оказалось так много, что сразу пришлось маневрировать среди их стенок. А потом кто-то на носу закричал про камни под самым брюхом, и плот, взыграв бревнами, чуть не подпрыгнул над водой. Все, кто стоял на ногах, повалились на четвереньки, костер рассыпался углями из отведенного ему чана, вещи под навесом, да и сам навес тоже не остались на месте. Плот, надрывно скрипя, пробороздил остатки очередного ряжа и облегченно вывалился в тихую воду. На счастье пассажиров, веревки и дощатые крепления, стягивающие бревна, не пострадали — иначе бултыхаться всей компании в ледяной воде вместе с их пожитками.
Следующим за ними могло так не повезти.
— Э-гей!!! — крикнул пахан кормчим второго плота, плывшего на изрядном удалении. — Греби тонкой!!!
На плоту помахали рукой, а уже почти оставшийся за спиной Говорливый Камень ответил. Так внятно, что даже скептичный Вик услышал:
— Убей!!! — Скала выдержала раскатистую паузу — Ребенка!!!
И что-то оборвалось внутри. Дальше молчать было не о чем.
— Что за хрень? — поинтересовался механист У Венди.
— Знать бы…
Не знаешь, значит?
— Надоело все.
Говорящие Камни, поющие в инфразвуке скалы и непристойные надписи, возведенные в ранг откровений. Недомолвки и прямые ссылки, пронизанные сквозь века. Вик устал плыть, устал пялиться на горы, устал слушать советы, усматривать знаки, разгадывать шарады, и дико надоело вспоминать невесомое тело Венедис в руках. Такое накатывало на механиста время от времени — желание идти, а не дрейфовать, убивать, а не подстраиваться, и не тащиться следом, и не вести за собой. Просто уходить.
Угробить ребенка? Подавайте! Задушить в пеленках! Поджарить на вертеле, сделать кубок из черепа и ожерелье из кишок.
Куда там указывала армиллярная сфера? Направление, которое ничем не хуже остальных. Кроме того, что в конечной его точке присутствует Машина.
— Пристань-ка. Где-нибудь.
Моисей вопросительно посмотрел на механиста:
— Инженер…
Венедис дернула пахана за рукав:
— Погоди, его же прет. Не знаю, что значила та фраза, но его зацепило. Похоже на вербальный код.
Старьевщику было все равно, код это или нет. Просто он на самом деле считал, что единственные настоящие святые во всем этом ушлом мире дети.
Они разошлись с неприкаянными прямо там, где причалил плот. Моисей, отмахнувшись, что до Солькамска осталось по течению всего ничего, нагрузил путников под завязку. Отдал запасную малую палатку, пару волчьих шуб, походную печку-самовар, лыжи и остатки провизии.
— Понимаешь, какое дело, — напутствовал пахан Старьевщика, — я даже не могу представить, в какую задницу вас несет…