Механизм пространства
Шрифт:
Альфред оказался проворней, отскочив от предателя-фонаря.
Карета – большая, с резными гербами над дверцами. Не полицейская – люди префекта выбирают транспорт поскромнее. Соскочив с запяток, лакей отворил дверцу, опустил ступеньку-лесенку. Синьор Асканио хотел присвистнуть, но вовремя зажал рот ладонью. Его приятель рот, напротив, раскрыл.
…В черном платье, в черной шляпке, под густой вуалью. Голова гордо поднята, в маленькой твердой руке – стек. Вышла, не оглянулась, по сторонам не посмотрела – шагнула к больничному крыльцу.
Королева!
– Я ее знаю! – растерянно
Уточнять Торвен не стал – успеется.
– Amore, оh, amore! – томно вздохнул итальянец.
3
– Мсье Дювалье! А это не опасно?
– Ну разумеется, опасно, мадам!
Воздухоплаватель мужественно усмехнулся, подкрутив пышные усы. Жест всегда производил впечатление на экзальтированных дамочек. Со своей ролью Дювалье давно свыкся: хочешь зарабатывать деньги на полетах – подай себя публике на золотом блюде.
Главное – не переусердствовать.
– Но, если соблюдать необходимые меры предосторожности, риск минимален. В первую очередь следует остерегаться открытого огня. Сударь! Да-да, вы! Я бы попросил вас не курить рядом с шарльером. Оболочка наполнена водородом, а сей газ чрезвычайно взрывоопасен. Вы же не хотите погубить себя, а заодно и десятка три благородных парижан?
Тщедушный зевака в ужасе шарахнулся прочь и, отбежав шагов на двадцать, принялся отчаянно гасить трубку. Трубка сопротивлялась, извергая клубы дыма, подобно работающей паровой машине. «Странное дело, – подумал воздухоплаватель, сам заядлый курильщик. – Стоит, увлекшись беседой, забыть о трубке на пару минут, как она гаснет. А когда нужно ее поскорее затушить – поди, попробуй! Стоит поразмыслить об этом на досуге. Вдруг здесь скрыта некая закономерность?»
Ко всем прочим достоинствам, Анри Дювалье обладал философским складом ума. Что нисколько не мешало ему регулярно ввязываться в истории.
– Спешу сообщить, дамы и господа, что я отдал воздухоплаванью восемь лет жизни. Послужной список – две сотни полетов на всех типах воздушных шаров: шарльерах, монгольфьерах и даже на розьерах. Последние не порекомендую и врагу! Но, как видите, я до сих пор цел и невредим.
– Ах, мсье Дювалье! Вы наш герой! Браво, маэстро!
Пышногрудая мадам в эйфорическом возбуждении сорвала со шляпки цветок гиацинта и бросила его воздухоплавателю. Дювалье с ловкостью жонглера – карьеру он и впрямь начинал в цирке – поймал цветок, вставил в петлицу алого, расшитого золотыми галунами мундира и поклонился.
– Благодарю вас. Но, право, вы переоцениваете мои скромные заслуги.
Ответом ему был томный вздох и взгляд из-под кокетливо приподнятой вуалетки, столь красноречивый, что Дювалье с предельной отчетливостью представил, как он проведет сегодняшний вечер и большую часть ночи. Что ж, мадам – женщина в соку. А Женевьева с детьми уехала погостить к родственникам в Марсель.
– Простите, мсье! Как вы намерены регулировать высоту подъема? У вашего шарльера имеется соответствующий клапан?
Господин, задавший вопрос, напоминал сверчка во фраке. Седую голову венчал цилиндр из шелка. «Сверчок» щурил левый глаз, укрытый за стеклом поблескивающего на солнце монокля, будто целился в собеседника.
Знатоков Дювалье обожал. Особенно тех, кто желал уличить маэстро в небрежении жизнями пассажиров. Он всегда представлял лицо кого-то из подобных типов, когда брал уроки французского бокса в студии Мишеля Кассо на улице Бюффо.
– Какой клапан вы имеете в виду, мсье? Верхний или нижний?
Встречный вопрос обычно ставил самозванных умников в тупик. Но сегодня Дювалье попался крепкий орешек.
– Разумеется, верхний! – сварливо заявил сверчок. – Нижняя трубка шарльера не имеет клапана!
– Вы ошибаетесь, мсье. Я внес изменения в конструкцию профессора Шарля. В частности, мною разработан новый состав для пропитки оболочки, а также дополнительный клапан, препятствующий случайному вытеканию водорода из нижней трубки.
Мгновение «сверчок» переваривал полученную информацию. Затем он внезапно просиял, сорвал цилиндр и подбросил его в воздух.
– Мои поздравления, мсье! Я уж и не чаял… Все-таки Александр Шарль был гением! Понадобилось полвека, чтобы кто-то сумел усовершенствовать…
За спиной Анри Дювалье, удерживаемый канатами, рвался в небо полосатый шарльер, похожий на гигантский арбуз. Веревочная сетка, оплетающая шар, прицепленная снизу гондола, мешки с балластом, укрепленные по бортам, – все и впрямь оставалось таким же, как сорок девять лет назад. Здесь, на Марсовом поле, 27 августа 1783 года, профессор Жак Александр Сезар Шарль совершил первый запуск наполненного водородом шара, который был назван его именем.
Наверное, тогда народу собралось больше. Но и сейчас толпа образовалась внушительная. Прогулочные полеты над Парижем до сих пор привлекали внимание публики. Смельчакам, желающим взмыть в поднебесье, даже приходилось записываться в очередь.
Шар готовился к отлету. Помощник, забравшись в гондолу, колдовал над впускным клапаном, отсоединяя шланги, ведущие к емкостям с кислотой и железными опилками. Состав в емкостях отличался от обычного, благодаря чему шар наполнялся водородом заметно быстрее. А фильтры, установленные в подводящих трубках, поглотили большую часть паров воды, не дав им сконденсироваться на стенках шара и увеличить вес шарльера.
Скажем честно – все эти полезные новшества, в отличие от дополнительного клапана, были делом рук не маэстро Дювалье, а одного из его сегодняшних пассажиров. Пассажир, датчанин по фамилии Торвен, явился к воздухоплавателю в компании подозрительной личности с физиономией, забинтованной как у мумии в Лувре. Из-под бинтов торчали рыжие вихры, любопытный нос, да еще блестел один глаз.
Глаз часто-часто моргал.
Мумия была представлена, как химик Асканио Собреро. Не тратя времени даром, мсье Собреро бесцеремонно прошествовал в лабораторию, где приступил к демонстрации. Вопреки ожиданиям воздухоплавателя, опыт не закончился жутким взрывом. Увидев же фильтры, Дювалье изумился: как он сам до этого не додумался?! Щедрая плата плюс новшества привели его в наилучшее расположение духа. Он чуял, что дело нечисто, и рядовой полет явственно отдает авантюрой, однако отнесся к предчувствиям философски.