Механизм пространства
Шрифт:
Колючий ветер выворачивал зонты наизнанку.
– Это и есть мужское отделение, – они пересекли двор и зашли в корпус, выходящий на Ньюгейт-стрит. – Здесь у нас общие камеры. Желаете ознакомиться?
– Желаю. Какие преступления совершили арестанты?
– Большей частью – кражи и грабежи. Но попадаются мошенники, насильники… Всякой твари, хе-хе, по паре. Наш ковчег гостеприимен.
Прежде чем отпереть камеру, смотритель кликнул двух надзирателей: отнюдь не лишняя предосторожность. Дверь, против ожидания, отворилась без скрипа – петли были хорошо смазаны. Надзиратель с фонарем в руке первым шагнул внутрь; за ним последовали
Скудость обстановки угнетала. Застиранные тюфяки висели на крюках, вбитых в стену. На полках лежали подстилки и одеяла. Узкая кровать старосты. Ледяной камень пола. Длинный дощатый стол, стопки жестяных мисок…
В камере обреталось два десятка заключенных. Большинство понуро сидело на скамьях, пялясь в огонь камина. Кто-то стоял возле зарешеченного окошка, глядя на буйство стихии. Еще трое бродили из угла в угол. Все повернули головы к гостям: кого это черт принес? При разнообразии одежд и возраста, было в узниках нечто общее. Угрюмое равнодушие наложило пожизненную печать на грешников.
Лишение свободы – меньшая кара, нежели эта. Однажды двери темницы откроются. Но сможет ли человек, как раньше, радоваться жизни?
Смотритель украдкой покосился на репортера. Тот с отменным хладнокровием разглядывал арестантов – как экспонаты в музее. Глаза мистера Диккенса скрывали стекла темных окуляров. Однако смотрителю почудилось, что посетитель изучает заключенных, отыскивая знакомого.
– Благодарю вас. Я увидел все, что хотел.
Когда они покидали камеру, в спины ударил хриплый шепот:
– Черный Арестант!
– Молитесь, джентльмены!
– Кому-то сегодня ночью несдобровать…
Смотрителя мороз продрал по коже. Он строго напомнил себе, что мистер Диккенс – репортер, собирающий материал. Что в среде преступников распространяются дикие суеверия. Однако он не слишком преуспел на ниве самоубеждения.
Заперев дверь, надзиратели вернулись на пост. Смотритель ждал: куда теперь пожелает направиться гость? Но мистер Диккенс медлил. Он глянул направо, в один конец коридора; затем налево, в другой – и неожиданно запел. Голос у репортера оказался на удивление глубокий – с таким не в Ньюгейте, а в опере блистать!
Пел он по-немецки:
Euch werde Lohn in bessern Welten,Der Himmel hat euch mir geschickt.O Dank! Ihr habt mich s`ss erquickt;Ich kann die Wohltat, ich kann sie nicht vergelten…Замолчав, репортер прислушался к эху.
– Что это? – испытывая неловкость, спросил смотритель. – Для очерка, да?
– Это ария Флорестана из оперы «Фиделио», – счел нужным пояснить мистер Диккенс. – Автор музыки – Бетховен.
– Голландец?
– Немец.
– О чем опера, если не секрет?
– История всепобеждающей любви. Некая Леонора, переодевшись в мужское платье, под видом слуги Фиделио пробирается в тюрьму, где по ложному обвинению сидит ее муж Флорестан. «Любовный треугольник», козни начальника тюрьмы – он хочет тайно казнить заключенного… Короче, в сумраке подземелий Леонора узнает мужа по голосу и спасает его в последний момент. Тут прибывает честный министр и воздает всем по заслугам.
– Странно, – удивился смотритель. – Я был о немцах лучшего мнения.
– В смысле?
– В тюрьму просто так не сажают! А если казнят –
– Действие происходит в севильской тюрьме, – уточнил мистер Диккенс. – Двести лет назад.
– Тогда другое дело. От испашек с итальяшками всего ждать можно. Жаль только, что я ни словечка не понял…
– Ради вас могу на английском:
Reward be yours in better worlds,You have been sent to me by God.Oh thanks, you've sweetly me refreshed;Your kindness I cannot repay… [47]47
Награда в лучшем мире ждет тебя,
Господь тебя послал мне в этот миг.
Ты жизнь вдохнула в грудь мою, любя;
Благодарю! Я вечный твой должник…
Репортер еще раз прислушался к эху.
– Продолжим осмотр? – удовлетворившись отголосками, предложил он. – Я, пожалуй, взглянул бы на отделение смертников.
3
Дождь по-прежнему лил, как из ведра, но ветер утих.
– Строение слева – тюремная церковь. Кстати, сэр, я живу в доме, который к ней примыкает.
– Не стану напрашиваться в гости, сэр. А в церковь я бы зашел, если вы не возражаете.
– Хорошо, зайдем на обратном пути.
Они остановились перед коваными железными воротами. Мистер Диккенс внимательно наблюдал, как смотритель отпирает замок. Наконец ворота с лязгом отворились. Коридорчик с тусклой лампадкой, еще одна дубовая дверь – и перед людьми предстало Гиблое отделение.
– Здесь имеется общая камера, «одиночки» – для тех, кто ждет исполнения смертного приговора; и еще – Особая. Для тех, чья судьба под вопросом. Вон она, слева. Особая, надо признаться, пользуется дурной славой…
– Там сейчас кто-нибудь есть?
– Есть. Но я не имею права распространяться об этом узнике.
– Понимаю, – кивнул репортер.
И разразился новой порцией оперы:
Bewegt seh' ich den J`ngling hier,Und R`hrung zeigt auch dieser Mann.O Gott, du sendest Hoffnung mir,Dass ich sie noch gewinnen kann… [48]Из Особой камеры донеслось в ответ:
Die hehre, bange Stunde winkt,Die Tod mir oder Rettung bringt! [49]48
Я вижу, что юность летит, как стрела,
И мне состраданье кричит: то она!
О Боже, надежда во мне ожила,
Быть может, мне истина в слове дана…
49
Великий и тревожный час грядет –
Спасенье или гибель он несет?