Мелисандра
Шрифт:
– Теперь, после того как мы встретились с соблюдением всех формальностей, вы должны нас навестить. Миссис Кларк с удовольствием накормит вас ленчем или обедом. Если вы пожалуете на ленч, Рауль, без всякого сомнения, обрадуется.
– Благодарю вас. Я спрошу у Каролины. Если она сможет без меня обойтись, я с удовольствием приду.
– Мисс Тревеннинг мы тоже пригласим. Возможно, в этом случае у нас появится больше шансов увидеть вас.
– Я буду ждать этого визита с нетерпением.
Дамы расположились в гостиной, а мужчины все еще оставались за столом,
– Вы бы хотели пойти?
– Да, конечно, – сказала Каролина.
– Я очень рада.
– Я пойду в качестве компаньонки? – поинтересовалась Каролина, дружески улыбаясь.
– Ничего подобного он не сказал.
– Ну что же, я не против. Вы ведь знаете, что вам не пристало одной ходить к джентльменам в гости.
«До чего же она очаровательна! – подумала Мелисанда. – До чего приветлива! А все потому, что здесь нет Фермора».
Чуть позднее приглашение прозвучало и было принято. Двумя днями спустя Каролине и Мелисанде предстояло разделить ленч с де ла Роше.
Обратно они ехали молча, а когда вернулись, Каролина сказала Мелисанде:
– Пойдемте, вы мне поможете. Я не хочу будить Уэнну в этот поздний час.
И вот Мелисанда прошла в спальню Каролины, помогла ей расстегнуть крючки на платье и распустить волосы.
– Вечер удался на славу. – Каролина взглянула на отражение Мелисанды в зеркале. – Все вами восторгались. Вы это чувствовали… Мелисанда?
Мелисанда зарделась. Ей польстило не замечание Каролины, а то, что та впервые обратилась к ней по имени.
– Нет, – произнесла она.
– Пожалуйста, называйте меня сейчас Каролиной. К чему нам все эти церемонии, правда? Вами восторгались, Мелисанда. По-моему, все считают, что вы как-то связаны с нашей семьей.
– Вы так думаете… Каролина?
– Я в этом уверена. Интересно, а мсье де ла Роше тоже так считает?
– Нет. Я рассказала ему, что приехала из монастыря.
– Ну, ему-то все равно. А он довольно интересный – вам не кажется?
– Очень интересный.
– И явно к вам неравнодушен!
Каролина негромко рассмеялась, и Мелисанда поняла: сейчас она думает о Ферморе. Ей хотелось, чтобы Леон заинтересовался Мелисандой, а Мелисанда – Леоном… И все это из-за Фермора.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Уэнна.
– Ну что же ты меня не позвала? – начала она и умолкла, заметив Мелисанду.
– Ах, Уэнна, я не хотела тебя тревожить. Мадемуазель помогает мне.
– Напрасно ты меня не позвала, – сказала Уэнна. – Хочешь я…
– Нет-нет, – нетерпеливо произнесла Каролина. – Отправляйся спать, Уэнна.
– Хорошо, хорошо. В таком случае спокойной вам ночи.
Обе девушки пожелали ей спокойной ночи, наступило молчание, и дверь закрылась.
– Она не любит меня, – вздохнула Мелисанда. – А жаль. Иногда она смотрит на меня… с ненавистью.
– Такой уж Уэнна имеет нрав, и, конечно, никакая это не ненависть.
– И все-таки она меня ненавидит.
– Мелисанда… не беспокойтесь насчет Уэнны. Все образуется.
Каролине, улыбающейся
– Да, – повторила она, – все образуется.
За ужином в комнате для прислуги сидевшие за столом горячо обсуждали отношения между французской мамзель и французским мсье. Миссис Соади сидела поджав губы, как и всякий раз при обсуждении данной темы, и улыбалась чему-то своему, прислушиваясь к болтовне окружающих.
Мистер Микер то и дело поглядывал на кухарку.
Это совершенно на нее не похоже – хранить секрет так долго; должно быть, ее предостерегли, самым настоятельным образом призывая хранить молчание.
– Дело ясное – у них роман, – сказал лакей.
– Красивая история, – поддержала его Пег. – А мамзель такая хорошенькая, что вполне сошла бы за переодетую принцессу.
При этом замечании у миссис Соади задергались губы. Ее секрет, догадался мистер Микер, касался мамзель.
– Хотя, – сказала Бет, – этого мсье едва ли можно назвать принцем, верно?
– Ну, – согласилась Пег, с нежностью подумав о своем рыбаке, – может быть, в нем и нет ничего особенного, но все говорят, что он – замечательный джентльмен.
Бет сказала, что, думая о переодетом принце, она представляет его в образе мистера Фермора.
– Понимаете, – пояснила она, – он всегда поет, смеется, он большой, сильный и очень красивый.
– Красота, – важно заявил лакей, сам ни на что не претендующий, – это понятие относительное… Для улитки другая улитка – красавица. О вкусах не спорят.
– Но они – не улитки! – заметила Пег. – А мистер Фермор такой красавец! Рядом с ним почти все выглядят невзрачными… совсем невзрачными.
– И все-таки, – заявила горничная, – если две улитки находят друг друга привлекательными, возможно, с двумя французами происходит то же самое. Наверное, они так нравятся друг другу, потому что она – мамзель, а он – мсье.
– Я слышал, что мальчик не слишком рад дружбе между нашей мамзель и своим дядей, – сказал мистер Микер, передавая тарелку, чтобы ему положили кусок пирога.
Он набил себе рот и принялся неторопливо жевать.
– Эти нарумяненные леди, – произнес он, изучая картофель в своей тарелке, – ничуть не лучше нарумяненных лордов.
– О да, – резко сказала миссис Соади, – нарумяненные леди – те еще штучки. А откуда вам стало известно про маленького барина и нашу мамзель, мистер Микер?
– Ну, я как-то поехал в город по делу и зашел в «Веселого морячка» промочить горло, а туда заявился не кто иной, как мистер Фитт, тот самый, что служит кучером у мсье… или мне следует сказать – у барчука? Это странная семья. Хозяин – мальчик, и все деньги принадлежат ему, а мсье – не более чем домашний воспитатель, хоть он ему и родственник. А барчук этот – не то герцог, не то граф. В общем, что-то в этом роде… хотя во Франции все это, наверное, несколько по-иному. Мсье – его опекун, но он мало что решает, как я понял.