Мелкий бес
Шрифт:
В 1926 году на вопрос В. И. Анненского-Кривича о происхождении достаточно странной фамилии героя романа Сологуб заметил, что «Передонов — конечно — переделанное Спиридонов. Хотя модель носила другую фамилию». [300] Это признание не противоречит самому принципу и характеру «переделки», в процессе которой родилось имя, ставшее мифологемой, соответствовавшее авторскому замыслу и его прояснявшее.
Ни одна из попыток прокомментировать художественный замысел «Мелкого беса» не может быть названа окончательной или единственно верной. Произведение Сологуба, с момента его выхода в свет и до сегодняшнего дня, прочитывали и прочитывают на разных «языках»: как бытовой социальный роман, продолжающий традицию русской «разоблачительной» прозы (в прижизненной критике в подавляющем большинстве рецензий и откликов); [301] как роман, отражающий слом культурных эпох — пограничное произведение между реалистической традицией и модернизмом; [302] как «неомифологический» текст; [303] как гротеск в романтическом и модернистском понимании; [304] как религиозно-философскую аллегорию гностического толка; [305] как полифоническое произведение (в бахтинском смысле) в традиции романов Достоевского; [306] как развертывание мифа о Дионисе; [307]
300
Анненский-Кривич В. И. Две записи / Публ. А. Соболева И Сологуб Федор. Творимая легенда. М., 1991. Кн. II. С. 225.
301
Из современных работ: Mills Judith М. Expanding Critical Contexts: Sologub's The Petty Demon II Slavic and East-European Journal. 1984. Vol. 28, № 1. P. 15–31; отчасти: Greene Diana. Insidious Intent: An Interpretation of Fedor Sologub's The Petty Demon. Columbus, Ohio, 1986.
302
Ерофеев Вик. На грани разрыва («Мелкий бес» Ф. Сологуба и русский реализм) // Ерофеев Виктор. В лабиринте проклятых вопросов. М., 1990. С. 79–101; впервые: Вопросы литературы. 1985. № 2.
303
Мини, 3. Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Творчество А. А. Блока и русская культура XX века. Блоковский сборник III. Тарту, 1979. С. 105–119; Евдокимова Л. В. Мифопоэтическая традиция в творчестве Ф. Сологуба. Астрахань, 1998. С. 69–108.
304
Ivanits Linda J. The Grotesque in Fedor Sologub's Novel The Petty Demon // Sologub Fyodor. «The Petty Demon». Ann Arbor. 1983. P. 312–323.
305
Masing-Delic Irene. Peredonov's Little Tear — Why is It Shed? II Ibid. P. 333–343.
306
Пантелей И. В. Традиции Ф. М. Достоевского в романах Федора Сологуба. М., 1998.
307
Thurson Jarvis. Sologub's Melkij Bes // Slavic and East European Review. Vol. 55. Nr. 1, January. 1977. P. 30–44; Минц 3. Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов; Розенталь Шарлотта, Фоули Хелен П. Символический аспект романа Ф. Сологуба «Мелкий бес» // Русская литература XX века. Исследования американских ученых. СПб., 1993. С. 7–22; впервые: Rosenthal Charlotte, Foley Helene. Symbolic Patterning in Sologub's Melkij Bes // Slavic and East-European Review. 1982. Vol. 26. Nr. 1, spring. P. 43–55.
308
Connoly Julian W. The Medium and the Message: Oral Utterances in Melkij Bes // Russian Literatute. 1981. IX-4. 15 May. P. 357–368.
309
Павлова М. Из творческой предыстории «Мелкого беса» (Алголагнический роман Федора Сологуба) // Анти-мир русской культуры. Язык. Фольклор. Литература. М., 1996. С. 328–354. Впервые: De Visu. 1993. № 9 (10). С. 30–42.
310
Венцловa Томас. К. демонологии русского символизма // Венцлова Томас. Собеседники на пиру. Статьи о русской литературе. Вильнюс. 1997. С. 72–74. Впервые: Christianity and the Eastern Slavs. Vol.3. University of California Press, 1995. P. 134–160.
311
Евдокимова Л. В. Мифопоэтическая традиция в творчестве Ф. Сологуба. Астрахань, 1998. С. 87–108.
312
Пильд Леа. Тургенев и отвергнутая сюжетная линия романа Ф. Сологуба «Мелкий бес» И Пильд Леа. Тургенев в восприятии русских символистов. Тарту, 1999. С. 45–55.
313
Сергеева Е. В. Проблемы мировозрения и поэтики прозы Ф. К. Сологуба (художественная космогония романов «Мелкий бес» и «Творимая легенда»). Автореф. дис… к. филолог, н. Магнитогорск, 1998.
Многообразие смыслов, их неодномерность, «неуловимость», взаимная обратимость, сосуществование и способность со временем только умножаться определили судьбу «Мелкого беса» и его жизнь во времени. «Прехитрой вязью» игриво назвал Сологуб свое творение, — таковым оно продолжает оставаться и для нас, пытающихся угадать замыслы его сложного и лукавого плетения.
III. Ранняя редакция романа «Мелкий бес»
«Смертяшкин» против «Шарика»
…это вообще не пародия — или если таковая, то на образ, а не на личность…
Ан. Чеботаревская
В первоначальный замысел «Мелкого беса» входил самостоятельный сатирический сюжет о пребывании в городе двух посредственных столичных литераторов. Они приехали в провинцию изучать местные нравы. По свидетельству автора, оба персонажа, Скворцов и Степанов, выступавшие в печати под псевдонимами Шарик и Тургенев, также имели свои прототипы, а сам сюжет возник под впечатлением знакомства автора в Крестцах с конкретными лицами, имен которых он не открыл. [314] Это сюжетная линия появилась одновременно с основными — «передоновской» и «рутиловской». Оба персонажа названы в списке действующих лиц, приложенном к черновому автографу «Мелкого беса». [315]
314
Аякс [Измайлов А.]. У Ф. К. Сологуба (Интервью) // Биржевые ведомости. 1912. Веч. вып. № 13 151. 19 сент. С. 5–7.
315
Сологуб Федор. Мелкий бес. Роман. Черновой автограф // ИРЛИ. Ф. 289. On. 1. № 96. Л. 2 об.
Эпизоды, повествующие о приключениях Тургенева и Шарика, входили в повествовательную ткань романа, композиционно не выделялись в самостоятельную новеллу и были исключены из текста только на последней стадии работы над «Мелким бесом». В апреле 1912 года писатель опубликовал изъятые фрагменты (не в полном объеме) под заголовком «Сергей Тургенев и Шарик» в газете «Речь», [316] — через пять лет после выхода романа отдельной книгой. Ни в одно прижизненное издание «Мелкого беса» эти главы, однако, он не включил.
316
Сологуб Федор. Сергей Тургенев и Шарик. Ненапечатанные эпизоды из романа «Мелкий бес» // Речь. 1912. № 102. 15 апр. С. 2; № 109. 22 апр. С. 3; № 116. 29 апр. С. 2.
В свете творческой истории романа акт изъятия из него сравнительно больших по объему эпизодов, органически связанных со всей его повествовательной тканью, заслуживает особого внимания. Содержание отвергнутой сюжетной линии помогает воссоздать оригинальный авторский замысел «Мелкого беса», а также проясняет причину, по которой Сологуб был вынужден пожертвовать художественной целостностью уже законченного произведения и отказался от его полной версии.
В современной критике главы из романа, напечатанные в «Речи», были прочтены как злобный пасквиль на Горького; [317] так же воспринял их и Горький; весной 1912 года он писал Л. Андрееву: «Началась в литературе русской какая-то — странная портретная полоса (…) старичок Тетерников размалевал меня…». [318] На памфлет Сологуба Горький ответил памфлетом — в том же году он напечатал в газете «Русское слово» сказку о Смертяшкине (сказка III из цикла «Русские сказки»); разразился скандал.
317
Лит. наследство. Т. 72: Горький и Леонид Андреев. Неизданная переписка. М., 1965. С. 346 (примеч. В. Н. Чувакова).
318
Там же. С. 345.
Первая попытка прокомментировать инцидент между писателями была предпринята А. Л. Дымшицем при подготовке издания «Мелкого беса» 1933 года (изд-во «Academia»). Дымшиц намеревался включить эпизоды, повествующие о Тургеневе и Шарике, в приложение к основному тексту романа, в составе вариантов, в связи с чем им была написана статья «Максим Горький и Федор Сологуб (К истории одного пасквиля)». Возможность републикации этих фрагментов обсуждалась издательством совместно с Горьким (в архиве сохранилась статья Дымшица и текст соответствующих эпизодов из романа с правкой Горького). [319] Писатель не возражал против включения в книгу «пасквильных глав», о чем сообщил издательству «Academia» в письме от 7 января 1933 года; [320] тем не менее главы «Сергей Тургенев и Шарик» и сопроводительная статья Дымшица в издании «Мелкого беса» напечатаны не были. [321] Примечательно в этой связи, что инициатива переиздать роман исходила непосредственно от Горького. В 1928 году, корректируя пятилетний перспективный план ГИЗа по изданию классиков, он рекомендовал включить в него роман «Мелкий бес»: «Из всей прозы Сологуба это, — на мой взгляд, — единственная книга, которую следует издать (…) Все, что до Сологуба писалось о педагоге — „человек в футляре“ — покрыто, завершено Сологубом. Книга эта требует предисловия, которое (дало) бы хорошую картину эпохи, „передоновщины“. Необходимо указать на роман „Мелкий бес“ Г. Манна, почти совершенно аналогичный роману Сологуба». [322]
319
АГ. Рав-пГ 17–17–1; Рав-пГ 41–5/1. Пометы Горького на этих текстах относятся исключительно к исправлению опечаток.
320
Горький М. Собр. соч. М., 1956. Т. 30. С. 275.
321
Материалы неопубликованной статьи А. Л. Дымшица были использованы в исследовании: Никитина М. А. М. Горький и Ф. Сологуб (к истории отношений) // Горький и его эпоха. Исследования и материалы. М., 1989. Вып. 1. С. 185–203; автор прослеживает основные этапы контактов писателей (в том числе и заочных) в период с 1896-го по 1921 годы.
322
М. Горький и советская печать. В 2 т. М., 1964. Т. 1. С. 289 (Архив А. М. Горького. Т. X).
Однако Н. К. Крупская считала нецелесообразным издавать Сологуба. [323]
Личное знакомство Сологуба и Горького состоялось не ранее декабря 1905 года, [324] то есть после публикации «Мелкого беса» в журнале «Вопросы жизни» (1905. № 6–11), из чего следует, что в годы работы над романом автор не имел возможности «слепить с натуры» своего героя. Высказывания Сологуба о происхождении персонажей — Тургенева и Шарика — носили несколько противоречивый характер.
323
Там же. С. 290. Возможно, Крупская не учла мнение Ленина о «Мелком бесе» Сологуба: в статье «К вопросу о политике Министерства народного просвещения» (1913) он отметил общественно-политическое значение романа, назвав «заслуженнейшим Передоновым» некоего государственного чиновника (Ленин В. И. Полн. собр. соч. М., 1961. Т. 23. С. 131, 132).
324
По предположению М. А. Никитиной, первая встреча Сологуба и Горького состоялась 3 января 1906 года на «литературном утре» у Вяч. Иванова (см. указ. статью — с. 187).
В 1912 году в интервью, данном А. А. Измайлову для газеты «Биржевые ведомости», писатель заметил: «Из „Мелкого беса“ я намеренно вырезал страницы, где описан приезд в провинциальный город двух литераторов и их там приключения. Сделал я это единственно из опасения, что здесь будут искать живых людей, хотя на самом деле я передал тут только свои старые впечатления, вынесенные мною из приезда некогда в уездный город, где я жил, двух петербургских посредственных литераторов (…) в моем рассказе действительно увидели памфлет, и одна газета распознала в одном из героев — Горького, хотя я писал эти главы, когда еще Горького не было в помине». [325]
325
Аякс [Измайлов А.]. У Ф. К. Сологуба (Интервью).
В то же время, в личной переписке с критиком, в декабрьском письме 1912 года Сологуб сообщал: «…в главах, которые я не включал в текст „Мелкого беса“ и напечатал отдельно в „Речи“ нынче весною, есть, правда, кое-какие намеки на Горького (речь в буфете), но есть много и такого, что на образ Горького не натягивается. Списаны эти два писателя не с Горького, а с двух литераторов, с которыми я встретился в Крестцах в 1884 г., и уже потом прибавлено кое-что из позднейших наблюдений». [326]
326
Федор Сологуб и Ан. Н. Чеботаревская. Переписка с А. А. Измайловым / Публ. М. М. Павловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1995 год. СПб., 1999. С. 237.
Из приведенных комментариев следует, что в процессе работы над романом Сологуб сначала абстрагировал персонажи от конкретных лиц, а затем переадресовал их — создал образы, отсылавшие читателей к хорошо известным и пользовавшимся популярностью фигурам.
В конце 1890-х годов о Горьком писали почти все столичные газеты и журналы. Интерес к нему резко возрос после выхода в 1897–1898 годах двух томов его «Очерков и рассказов» и завершения в 1899 году в «Жизни» публикации «Фомы Гордеева». На волне стремительно усиливавшейся популярности Горького редакция «Жизни» 4 октября 1899 года устраивает в честь него банкет (это был его первый приезд в Петербург). На торжестве присутствовало около 80 человек — видные представители литературы, журналистики, искусства и науки, сотрудники «Жизни», «Русского богатства», «Мира Божьего» и только что закрытого «Начала». В числе приглашенных были также Д. С. Мережковский и 3. Н. Гиппиус, с которыми Сологуб был дружен.