Мэллори
Шрифт:
– А расписание поездов?.. – спросил Корридон, ставя поднос на стол. Он посмотрел на часы: было немногим больше девяти.
– Сию минуту, мистер Корридон, – проговорила девушка и вышла из комнаты.
Корридон показал ей вслед язык.
– Садитесь за стол, – пригласил он Энн, – нам нельзя терять ни минуты.
Энн не нужно было упрашивать. Она взяла сэндвич с цыпленком и подвинула тарелку к Корридону.
– Она влюблена в вас?
– Кто? Эффи? – Он пожал плечами. – Возможно. И в этом моя вина. Она очень мила. Я ее знаю очень давно и хотел помочь избавиться от заячьей губы. Она всегда была мне верным товарищем, но не
Он сказал это не очень искренним тоном, и Энн почувствовала, что ему очень неловко.
– Интересно, где сейчас те трое? – начала она, тактично меняя тему разговора. – Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они появились на острове раньше нас…
– Я надеюсь прямо здесь получить нужные сведения.
Вернулась Эффи с железнодорожным расписанием.
– А теперь послушай меня, Эффи, – сказал Корридон. – Я должен покинуть Лондон. Бесполезно вдаваться в подробности: чем меньше ты будешь знать об этом, тем лучше. Мы сегодня вечером отправляемся в Шотландию, и нам нужна провизия на дорогу. К тому же надо, чтобы ты проводила нас на вокзал. Полиция, несомненно, следит за вокзалами, и если удастся незамеченными сесть на поезд, это будет большой удачей. Ты согласна помочь нам?
Ее сердце обливалось кровью при мысли о том, что он едет с женщиной.
– Будь добра, приготовь нам немного продуктов в дорогу и попроси Макса подняться сюда, – сказал он, открывая справочник. – Постарайся, чтобы Цани ничего не заметил.
– Постараюсь, – бесцветным голосом сказала Эффи и вышла из комнаты.
– Бедная девушка! Она принимает меня за соперницу, и мне это очень неприятно, – обеспокоенно проговорила Энн. – Вы не могли бы ее разуверить в этом?
– Это не так просто, – пробормотал Корридон. Нахмурившись, он принялся изучать расписание и, оторвавшись от него, бросил быстрый взгляд на Энн. – Нужно, чтобы я сам был в этом вполне уверен… – добавил он.
Она посмотрела на него удивленно, но не недовольно, чего он боялся.
– Вы не должны говорить такие вещи! – Она упрямо тряхнула головой.
Он снова склонился над справочником.
– Молчу, молчу, – проворчал он, пробегая глазами колонку цифр. – Дело в том, что я из тех людей, которые не умеют скрывать своих чувств. Да вы и сами догадались об этом! – И так как она ничего не ответила, продолжал: – Есть поезд на Дурбан в час ночи, с вокзала Кингс-кросс. Мы приедем на место завтра в полдень. Стоит попробовать?
– Вы думаете, полиция взяла под наблюдение вокзалы?
– Конечно! Они это сделают в первую очередь. А если те трое ускользнут… Да перед каждой мышиной норой поставят по флику! Вот почему нам так необходима помощь Эффи. Она купит билеты. Мои приметы известны повсюду, а теперь, скорее всего, и ваши.
Энн принялась шарить по карманам.
– Сигарету бы. Я свои оставила дома… Жаль все же, что я не успела уложить чемодан…
– Я тоже без чемодана, – сказал Корридон, протягивая ей пачку сигарет. – Он остался у Холройда, и теперь полиции известно, что я был там. Надо быть идиотом, чтобы не подумать об этом! – он выразительно постучал кулаком себе по лбу.
Дверь приоткрылась, и в нее просунулась голова Макса. Его глазки перебегали с Корридона на Энн, губы были сложены трубочкой, словно он собирался присвистнуть.
– Ты хотел меня видеть?
– Входи и закрой дверь! – коротко ответил Корридон. – Не стоит представлять вас друг другу – чем меньше ты будешь знать, тем меньше придется врать.
Макс низко поклонился Энн.
– Я буду безутешен всю жизнь, – шутливо проговорил он.
– Довольно, – резко оборвал он Макса. – Маркиза ты будешь изображать в другой раз. Ты ничего не слышал о стрельбе на Чейн-уолк?
– Еще бы! – улыбнулся Макс. – Об этом только и говорят в клубе!
– Что там произошло?
– А ты не знаешь? Нет, серьезно?.. – Макс с удивлением смотрел на него. – Я думал, ты был главным героем этого спектакля.
– Так что там произошло? – нетерпеливо повторил Корридон.
– Это были те трое, что прихлопнули фликов в отеле Энфилд! – Макс не скрывал своего восхищения. – Полиция получила сведения, что их можно найти в студии на Чейн-уолк. Флики окружили дом. Однорукий задержал полицейских, пока те двое спасались через черный ход. Пальба была отчаянной. Хотелось бы там поприсутствовать… Давненько такого не бывало! Похоже на перестрелку на Сидней-стрит. Хотя ты этого не помнишь, ты был еще младенцем…
– Оставь в покое Сидней-стрит! Так им удалось бежать?
– Да, двоим… Однорукого пристрелили. А жаль! Судя по всему, это был отчаянный парень. – Макс печально покачал головой. – Другой набросился с ножом на флика, караулившего черный ход, убил его и умудрился ранить еще одного. Кажется, и сам при этом был ранен, но, может, это выдумка фликов. Во всяком случае, двое скрылись.
Корридон и Энн переглянулись.
– Хорошо, Макс, это все, что я хотел знать. Ни слова обо мне, понятно? Особенно этому пройдохе Цани!
– Я не скажу ни слова. – Он внимательно посмотрел на Корридона. – Ходят слухи, что ты как-то связан с теми тремя… Это правда?
– Сейчас не время для расспросов, – взгляд Корридона стал жестким.
– Понятно. Я хотел предупредить тебя… Полиция полна решимости поймать ту парочку. Все флики страны подняты на ноги. Будь осторожен.
– Буду. – Корридон вытащил два билета по пять фунтов. – Возьми, купи себе галстук.
Тонкие пальцы Макса ловко поймали билеты.
– Мне просто позарез нужен новый галстук, – согласился он. – Во всяком случае, спасибо. Это все, что я могу сделать для тебя?
Корридон кивнул.
– До скорого, Макс, – сказал он.
Пианист снова склонился перед Энн.
– Дорогая мисс, надеюсь, когда мы с вами снова увидимся, обстоятельства будут более благоприятными.
И он ушел так же тихо, как и появился.
С потолка часовни свисала одинокая электрическая лампочка, слабо освещая лавку в середине помещения. Две восковые свечи горели по обеим сторонам алтаря, и большое серебряное распятие отражало их тусклый свет. В часовню вошла старая дама и села в глубине помещения, закрыв лицо руками. Ее громкое астматическое дыхание доносилось до женщины и мужчины, устроившихся на одной из лавок в тени. Они терпеливо дожидались, пока старая дама уйдет, но та не торопилась. Она вошла как раз в тот момент, когда Жан пытался снять плащ. Башмаки дамы заскрипели, он замер. Она села позади них, слева. Никого не замечая вокруг, она страстно молилась. Жан заскрипел зубами. Он пытался остановить кровь, которая, вытекая из раны, уже пропитала рубашку и капала на светлую скамью и пол часовни. Он старался не делать лишних движений, чтобы не привлечь внимания молящейся. Полиция снаружи обыскивала все дома подряд, и крик дамы, несомненно, привлек бы внимание…