Мельница на Флоссе
Шрифт:
Излив свое возмущение, Мэгги стояла, сверкая черными глазами, готовая ко всему.
Миссис Талливер пришла в ужас; было что-то чудовищное в этой бешеной вспышке, ей казалось — мир сейчас перевернется. Том рассердился: что толку с ними так говорить? Тетушки застыли в изумленном молчании. Наконец, решив, что такая сумасшедшая выходка не заслуживает даже ответа, миссис Пуллет заметила:
— И когда ты перестанешь мучиться с этой девочкой, Бесси? Ну до чего дерзкая и неблагодарная, прямо ужас! И зачем только я давала деньги на ее учение? Она стала еще хуже, чем прежде.
— А что с нее спрашивать! —
— Полно, полно, — перебил ее мистер Глегг, — хватит тратить время на разговоры, давайте займемся делом. Том, неси сюда перо и чернила…
В это время в окне промелькнула высокая темная фигура.
— Ой, да это же миссис Мосс, — воскликнула миссис Талливер. — Значит, до нее уже дошли дурные вести. — И она вышла, чтобы отпереть дверь, а Мэгги метнулась за ней следом.
— Вот удачно, — сказала миссис Глегг. — Она тоже примет участие в выкупе вещей по нашему списку. Это будет только справедливо — ведь он ей родной брат.
Миссис Мосс была в слишком большом волнении, чтобы протестовать, когда миссис Талливер по привычке повлекла ее в гостиную, не подумав, что ей тяжело будет очутиться среди такого множества людей в первый печальный момент встречи. Высокая, темноволосая, измученная женщина в поношенном платье и наспех накинутых шали и шляпке представляла разительный контраст сестрам Додсон. Она вошла в комнату, безразличная ко всему от горя и, казалось, никого не видя, кроме прильнувшей к ней Мэгги и Тома. Она подошла к нему и взяла за руку.
— Милые мои детки, — воскликнула миссис Мосс, — я не виню вас, что вы обо мне не подумали: чем я могу вам помочь, когда сама только беру, а не даю? Как себя чувствует братец?
— Мистер Тэрнбул считает, что скоро ему должно стать лучше, — сказала Мэгги. — Садись, тетя Гритти. Не расстраивайся так.
— Славная ты моя девочка, у меня прямо сердце надвое разрывается, — сказала миссис Мосс, послушно идя вслед за Мэгги к дивану и, казалось, все еще не замечая никого вокруг. — Мы взяли у братца три сотни фунтов, и теперь они нужны ему и вам, мои бедняжки!.. Но чтобы вернуть их, мы должны будем распродать все до последнего, а что делать с детишками — ведь их целых восемь, меньшенькая еще даже и не говорит. И на душе у меня так, словно я граблю вас. Но, видит бог, я и не знала, что братец…
Слезы помешали бедной женщине продолжать.
— Триста фунтов! О боже, боже! — воскликнула миссис Талливер. Когда она говорила, что муж ее дает сестре бог весть сколько денег, она не представляла, какая это может быть сумма, и чувствовала теперь законное негодование, что муж держал ее в неведении.
— Действительно, безумие, — проворчала миссис Глегг. — Семейный человек! Он не имел права раздавать деньги таким образом. И, верно, без всякого обеспечения, если говорить начистоту.
Голос миссис Глегг привлек внимание миссис Мосс, и, взглянув на нее, она сказала:
— Нет, с обеспечением. Мой муж дал долговую расписку. Не такие мы люди, чтобы грабить детей родного брата, и мы надеялись отдать долг, когда у нас станет немного полегче с деньгами.
— Все это так, — мягко сказал мистер Глегг, — но не может ли ваш муж достать сейчас эти деньги? Потому что для них это будет вроде целое состояние, ежели только Талливеру удастся избежать банкротства. У вашего мужа есть кое-какие запасы ч хозяйстве: мне кажется, только справедливо будет, ежели он вернет сейчас эти деньги… хотя мне и очень вас жаль, миссис Мосс.
— О, сэр, вы не знаете, как нам в этом году не везло. На ферме не осталось никаких запасов; и мы продали всю пшеницу, и задержались с выплатой ренты… Не то чтоб мы не хотели сделать по справедливости, и я бы работала по ночам, кабы это могло помочь… но дети… и четверо еще совсем маленьких…
— Не плачь, тетя… не расстраивайся, — шепнула Мэгги, не выпуская ее руки.
— Вам мистер Талливер дал эти деньги разом? — спросила миссис Талливер, все еще растерянно пытаясь понять, что же это творилось без ее ведома.
— Нет, за два раза, — ответила миссис Мосс, вытирая глаза и стараясь сдержать слезы. — Во второй — после моей болезни, четыре года назад, когда нам во всем была неудача, и тогда Мосс написал новую расписку. Из-за моих болезней да невезения я только обузой была брату все эти годы.
— Да, миссис Мосс, — решительно подтвердила миссис Глегг. — Незадачливая ваша семья — тем печальней это для моей сестры.
— Я отправилась сюда, как только услышала, что случилось, — сказала миссис Мосс, глядя на миссис Талливер. — Я бы уже давно приехала, кабы вы прислали мне весточку. И не подумайте, что я лишь о своей семье тревожусь, а о брате нет… а только у меня всё эти деньги с ума нейдут… вот я и заговорила перво-наперво о них. Мы с мужем хотим поступить по справедливости, сэр, — добавила она, глядя на мистера Глегга, — и мы сделаем, что в наших силах, и выплатим деньги, коли это все, на что братец может надеяться. А там — будь что будет! Нам не привыкать к нужде. Мне только ребятишек жаль, прямо сердце надвое разрывается.
— Да, но тут нужно вот о чем подумать, миссис Мосс, — сказал мистер Глегг, — и нечестно будет вас не предупредить: ежели Талливера объявят несостоятельным должником и у него есть вексель вашего мужа на триста фунтов, вам все равно придется выплатить эти деньги, кредиторы с вас их взыщут.
— О боже, о боже, — вздохнула миссис Талливер, думая о банкротстве, а никак не о последствиях его для миссис Мосс. Сама миссис Мосс смиренно и испуганно слушала мистера Глегга, а Мэгги в мучительном недоумении смотрела на Тома, стараясь уловить, понимает ли он, в чем эта новая беда, и жалеет ли он тетю Мосс. Но Том сосредоточенно разглядывал скатерть.
— А ежели его не объявят несостоятельным, — продолжал мистер Глегг, — триста фунтов будут для него, бедняги, как я уже сказал, целым состоянием. Мы ведь не знаем — может, он на всю жизнь останется калекой, даже ежели и поднимется с постели. Мне очень жаль, что вам все это так трудно, миссис Мосс, но… мое мнение такое: с одной стороны поглядеть — только справедливо, чтоб вы отдали эти деньги мистеру Талливеру, а с другой — с вас все равно их взыщут. Вы на меня, надеюсь, не в обиде за то, что я сказал вам правду.