Мелочь
Шрифт:
Понимая, в какую попал передрягу, Анте сунул руки в мокрые карманы. В пальцы легла крона из фонтана, к большому сожалению напоминая, что всё происходит на самом деле.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Кина, убирая револьвер за пояс и стаскивая перчатки, чтобы бросить в раскрытую сумку.
Анте сообразил, что обращаются к нему и… моргнул в ответ.
— Как ты здесь оказался? — она скрестила руки на груди.
— О, если б я знал…
— Зачем ты за мной полез? — то ли сердито, то ли расстроенно вклинилась Мел, мигом прекращая плакать.
—
Неожиданно Мел адресовала ему озорную, совсем не детскую улыбку, и Анте почувствовал себя в точности как на пороге очередного консульства.
— Но зачем ты украла гитару? Зачем убегала от меня?
— Я не от тебя убегала, а от стражника. И тебя дурака спасла. Арестовали бы тебя прямо в той дождевой бочке — и дело с концом. А так без гитары посидел бы там спокойно, подождал, я бы сама тебя нашла и отправила обратно. Так тут принято. А теперь что?..
— Теперь мы все по уши в этой каше, которую вы заварили, — вздохнула Кина и лёгким движением руки помогла Анте встать, и хотя тот поморщился от боли в лодыжке, стоически её вынес.
— А почему меня должны были арестовать?
И тогда сёстры поведали ему, что в этом мире музыка запрещена под страхом смертной казни. Выслушав их, Анте с улыбкой посмотрел на Уну. Его пробрал глубинный нервный смех.
— Почему из всех возможных миров я попал именно сюда? Почему я не мог очутиться в мире, где запрещён какой-нибудь… сельдерей? Бокс? Роликовые коньки? Что мне делать? Мне конец?!
— Мы сделаем всё, чтобы вернуть тебя домой невредимым, — серьёзно ответила Кина, нахмурилась и вытерла совершенно чистые ладони о грязный комбинезон.
— Но что плохого в музыке? Почему она под запретом? — изумился Анте. Он никак не мог унять внутреннюю дрожь.
— Так было всегда.
— Как такое возможно? А танцы? А колыбельные?
— Нам запрещено не просто петь, но даже мычать себе под нос. Никто уже и не помнит, как должны звучать колыбельные.
— Но мы стараемся помнить, — осторожно добавила Мел, и её глаза-фонарики мигнули, как бы спрашивая позволения сестры. Та кивнула. — Кина делает потайные музыкальные шкатулки, как наш отец когда-то. А я их доставляю на подпольный рынок.
Вдруг Анте проникся к сёстрам таким уважением, что ему стало совестно за страх. Ведь он появлением в этом мире подверг их не меньшей опасности, чем себя самого.
— И как живётся без музыки? — печально спросил он.
— Сложно жить в полной тишине, но даже у механизма есть свой ритм, — ответила Кина, и позвала их обедать.
Не потребовалось никаких объяснений, чтобы Анте перешёл из категории "незнакомец" в категорию "гость". Странный, но вкусный и сытный обед из бутербродов с чёрным маслом (он искренне надеялся, что оно было не машинное) немного приободрил его. А услышав от Мел, что Анте подвернул лодыжку, Кина молча принесла механические ботинки.
Едва стоило их надеть, нога тут же перестала болеть. "Волшебные" ботинки ещё и пружинили, отчего Анте мог прыгать как кенгуру, правда
— Потом вернёшь. Смотри не сломай, — наказала Кина.
— Я был бы более признателен, скажи ты так про мою ногу.
— Ногу тоже не ломай.
Кина решила, что другой такой возможности у неё не будет, и показала Анте инструмент, почти похожий на гитару, хоть и очень странную. Это действительно была гитара, но воссозданная по старинным чертежам, и чтобы улучшить её, Кина попросила разрешения изучить Уну.
И хотя Мел жаловалась, что сестра нисколько не оценила её стараний, Анте видел во взгляде Кины неподдельный восторг. Та бережность, та любовь, с которой мастерица обращалась с инструментом, не встречалась ему даже среди лучших музыкантов.
Ей потребовалось всего несколько минут — и вот Анте вновь держит в руках свою Единственную. Он хотел сыграть сёстрам в знак благодарности, но почему-то так и не решился.
Собираясь в обратный путь, Анте поймал себя на мысли, что тянет время. То ли боясь попасться страже, так и не добравшись до дома, то ли потому, что ему вовсе не хочется уходить.
Время подарило ему такую возможность — путь их лежал не напрямую, а через подпольный рынок, куда Кина и Мел должны были отнести музыкальные шкатулки.
Казалось, в пути Кина производит какие-то невероятные математические вычисления. Немыслимым образом она ступала туда, куда надо, и ровно в ту секунду, когда там как раз появлялась нужная поверхность или лестница.
— Как ты это делаешь? — с восторгом спросил Анте. В этот раз благодаря Кине он даже ни разу не споткнулся.
— Дед был архитектором, — ответила она, не отвлекаясь от вычислений. — Здесь всё подчинено алгоритму, который я знаю как свои двадцать пальцев.
— Ты хотела сказать: "Как свои пять пальцев"?
— У тебя руки-ноги на месте? — озадаченно поинтересовалась Мел.
— Да, — на всякий случай Анте поглядел на свои ладони.
— Тогда двадцать.
Уна, замаскированная под реактивный ранец, молчаливо висела на его спине вниз головой. Анте послушно следовал за Киной, уверенный, что без неё точно потеряется в странном, путаном городе, и был готов шагнуть за ней хоть на девятый круг ада, но что-то в этой логике сломалось, стоило ему снова оказаться перед прозрачным воздушным мостом.
— Как вы вообще по нему ходите?
— Просто смотрим под ноги.
— А если упадёшь?
— А зачем падать?
— Ну а вдруг?
— Ну ты ж не совсем дурак?
— Нет…
Разведя руками в стороны, мол "ну-всё-же-понятно", Кина продолжила путь. Анте хотел объяснить, в чём она не права, но решил сделать это как-нибудь потом. После того, как он стал жить одним днём, у Анте вошло в привычку откладывать на потом всё, что требовало дополнительных усилий. Обычно к тому моменту, как он брался за проблему, та уже переставала иметь значение. Потому чаще всего он к ней и вовсе не возвращался.