Мелодия Бесконечности. Симфония чувств
Шрифт:
– Ты искала меня?
– когда Аделина поднялась на самый верхний этаж, закашлявшись в пыльном помещении, навстречу ей, ласково улыбаясь, вышла Лаура, - Зачем ты здесь?
– Извини, что без приглашения, - Аделька достала из своего рюкзачка книгу и аккуратно положила её на запыленное кресло и отряхнула брюки, - Ты живешь тут? Я нашла твою книгу. Вот она - возьми, пожалуйста, - она сложила рюкзак и протянула девочке большую тяжелую книгу, держа её обеими руками.
– Такая добрая и милая девочка, - Лаурита подошла ближе, обойдя девочку кругом, - Не хочешь остаться - немного поиграть со мной?
– она указала на единственный, не покрытый слоем пыли, диван.
– Прости, не могу задерживаться, - заторопилась малышка, -
– Такая чуткая девочка. Ты так трогательно переживаешь за свою маму... свою не родную маму, - любезность с которой Лаура произносила эти речи вызывала оторопь у неискушенного дитя, неосознанно чувствующего опасность, но не видящего, откуда она исходит, - Наивная душа, неужели, ты, правда, веришь, что они смогут полюбить тебя, как родную дочь? Особенно теперь, когда у них в скорости будут их собственные родные дочери?
– Лаура нежно обвела пальцем контур лица девочки и присела рядом, расплетая ей косу, - Ты для них всегда будешь не более, чем приёмышем, которого они взяли из жалости. Они слишком добродетельны, и будут молчать долгие годы, возможно, даже, ни разу - ни словом, ни взглядом не упрекнут тебя...
– её голос монотонно шелестел в такт размеренному перестуку капель начавшегося дождя, - Однако же, ни ты, ни они - не сможете забыть, кто ты. Ты всегда будешь для них только обузой, отбирая у законных родных детей ту часть родительской любви, что причитается им по праву их рождения.
– Это правда?
– тихо спросила Аделина и расплела и вторую косу, стараясь не поднимать взгляда на собеседницу, чтобы та не увидела слез в её глазах.
– Не будь им постоянным живым укором их слабости, - Лаурита принялась аккуратно расчесывать пряди её светлых волос, невозмутимо продолжая, - Глядя на тебя, они каждый день будут думать о тебе, но - больше с сочувствием, чем с любовью, пока ты им не опротивишь. Они будут только и мечтать, как бы поскорее избавиться от тебя, жалея о своём приступе сострадания, в порыве которого решили проявить заботу о тебе, - и каждое её слово, не зная пощады, жалило, медленно распространяя отраву ложных домыслов по всем нервным окончаниям и самым мелким сосудам, подбираясь к самому сердцу, сжимая его в леденящих тисках.
– Но... они говорят, что любят меня... А тебе откуда знать?
– упорно вопрошала девочка, отказываясь верить этим жестоким словам.
– Это они сейчас так говорят...
– скорбная улыбка появилась на лице старшей девочки, - А потом... взрослые хорошо умеют лгать, даже самим себе... Я сама - сирота, и, знаешь, насмотрелась я на таких, как мы - ни у кого из них жизнь сахаром не была... Терпения моей тетки хватило ровно на три года. И, знаешь, что она потом сделала? Отправила меня в монастырь, а сбережения моей семьи бесстыдно присвоила себе, - воспоминания накатили удушающей волной, заставляя ресницы предательски дрожать, выдавая на обозрение метания её истерзанной души, но, она заставила взять себя в руки, - Но ты не думай, мне было хорошо в монастыре... до поры, до времени...
– Бедная...
– Адель развернулась и обняла её, от неожиданности Лаура выронила из рук расческу и непроизвольно взаимно обняла девочку:
– Не стоит меня жалеть - жалости достойны лишь слабые, а я не такая, - сверкнула глазами Лаурита, - Исчезни из их жизни, пока их любовь не переросла в ненависть. Есть предел человеческой доброты, они не захотят тебя видеть, возненавидят тебя - ты будешь напоминать им постоянно, одним своим существованием... Подумай сама, если ты не была нужна своим родителям, то, и остальным - тем более. Ты хотя бы не помнишь своих настоящих родителей - тебе легче будет забыть о них. Со мной ты можешь не опасаться и быть самой собой, не бояться быть лишней...
– Ты что-то знаешь о моих родителях?
– Аделька
– А что тут знать?
– пожала плечами старшая, - С чего бы любящим родителям оставлять своего ребенка?
– Ты очень плохо поступаешь - не боишься, что Бог тебя накажет?
– осуждающе посмотрела Аделина своими небесными глазами, - Сколько же в тебе зла...
– Нет ни рая, ни ада, - зло выпалила Лаура, - Ни Богу, ни дьяволу нет дела до нас.
– Но родители...
– неуверенно заикнулась было младшая.
– Да, Бог с ними, с родителями... А ты сама? Не ты ли та девочка, которая читала зачарованную книгу сказок и чуть не убила их? А со мной тебе нечего страшиться - идем со мной.
– Я как раз и пришла вернуть тебе книгу - я узнала тебя, ты и есть та девочка, которая потеряла её, - Аделина отступила, испугавшись настигнувшего её врасплох озарения, - Или ты это специально сделала? Но, почему?
– А ты проницательна не по годам... хоть, многого ещё не понимаешь, - довольно хмыкнула Лаурита, - Идем со мной, Адель, - девочка настойчиво протянула руку, приближаясь к ней, - Всё будет хорошо, вот увидишь...
– Почему? Почему ты хотела сделать плохое им и моей маме Маргарите? Не подходи ко мне! Слышишь, не подходи!
– Аделина попятилась и, не рассчитав шаг, оступилась, споткнувшись о низкий подоконник, какие были в этом старом заброшенном доме с огромными окнами, в которых почти не было стекол, отчего капли моросящего дождя попадали в помещение, - Мне тяжело держаться. Помоги мне, Лаура!
– но, как та ни старалась, в своём детском теле, Лаурита не могла удержать вес девочки, - Мама!
– девочка изо всех сил отчаянно пыталась зацепиться своими маленькими пальчиками, царапая их об острые осколки оконного стекла, и беспомощно телепая ногами, - Мамочка, помоги мне! Где же ты, мама?
– Оставайся в машине, - приказал помощнику азиат и побежал в дом следом за Маргаритой.
– Ты поможешь им?
– крикнул вслед Винтер, и во всем его взгляде читалась неподдельная тревога, - Когда-то у меня были жена и дочь. Они были самыми добрыми и самыми светлыми из всех, кого я знал... Такой же свет я увидел в них.
– Постараюсь сделать всё от меня зависящее, - ответил азиат и скрылся за дверью.
Маргарита бегом поднималась по старой лестнице, скрипевшей по её ногами, пока одна из ступеней не треснула, и девушка не провалилась, едва успев ухватиться за остатки перил, больно ударившись животом. Из последних сил подтянувшись, она кое-как выбралась, с ужасом наблюдая, как по её блузону кремового цвета расплывается кровавое пятно - только не это, ещё один выкидыш она не переживет... Трясущимися руками она приподняла край блузона и, к своему удивлению, отметила, что раны под её руками затягиваются - осталось только пятно на одежде. Раздумывать детальнее над этим феноменом было некогда - она услышала, как Аделин зовет на помощь и, отряхнувшись, поспешила на её голос.
– Отойди от неё, сейчас же!
– вбежав в комнату и скинув в кресло свой золотистый плащ, Маргарита перехватила у Лауры ладошку Алельки, - Я здесь, родная! Мама здесь, Адель! Давай руку! Держись - ещё чуть-чуть, милая! Я не дам тебе упасть. Ещё чуть-чуть...
– но, сказать было легче, чем сделать: мокрая ладонь выскальзывала из руки, большой живот мешал подтянуться ближе, а ветер нещадно бил косыми струями ливня в разбитые окна.
Лаура стояла, прижавшись к пыльной стене, и дрожала - первый раз она почувствовала, что не смогла бы пойти до конца, и первый раз испытала всю тяжесть вины за свои поступки - насколько далеко она готова была зайти? И почему, почему ей было так больно смотреть в чистые голубые глаза этой девочки? Почему ей вдруг так сильно захотелось, чтобы и о ней вот так же кто-то переживал, захотелось ощутить тепло чьей-то заботы. Это длилось считанные мгновения, и она скоро снова стала прежней.