Меловой человек
Шрифт:
— О’кей. Просто… дай мне минуту.
Я вытащил из-под кровати свои кроссовки и натянул их трясущимися руками. А затем подкрался к двери, схватился за ручку, опустил ее и открыл. Свет я включать не осмелился, поэтому крался по лестнице вниз, как краб, держась одной рукой за стену.
В конце концов я добрался до первого этажа, пересек прихожую и вошел на кухню. Задняя дверь была открыта. Я вышел на улицу. Холодный ночной воздух ущипнул меня сквозь тонкий хлопок пижамы. Слабый ветерок взлохматил волосы. Носа коснулся влажный сладковатый запах гниения.
— Хватит
Я подпрыгнул и обернулся. Шон Купер стоял прямо передо мной. С такого расстояния он выглядел намного хуже, чем из окна моей спальни. У его кожи был странноватый голубой оттенок. Я видел узор вен под ней. Его глаза казались желтыми и как будто сдувшимися.
Раньше мне было интересно, где эта точка, в которой ты пугаешься окончательно и бесповоротно, так сильно, что дальше уже некуда. «Если она и есть, — подумал я в тот момент, — то я ее достиг».
— Что ты здесь делаешь?
— Я уже сказал. У меня для тебя послание.
— Что за послание?
— Берегись Мелового Человека.
— Я не понимаю.
— Думаешь, я понимаю? — Он шагнул ближе. — Думаешь, я хотел оказаться здесь? Или сдохнуть? Думаешь, я хотел, чтобы от меня так воняло?
Он ткнул в мою сторону рукой. Она как-то странно болталась в рукаве. А затем я понял, что не в рукаве дело. Просто его рука оторвалась от плеча, и белая кость мягко поблескивала в мутном лунном свете.
— Я здесь из-за тебя.
— Из-за меня?
— Это все твоя вина, говноед. Ты все это начал.
Я шагнул обратно к двери.
— Прости… Мне правда очень жаль…
— Правда, — огрызнулся он. — Может, тогда покажешь, как сильно тебе жаль?
Он схватил меня за руку. Теплая моча потекла по моей ноге.
— Отсоси мне.
— НЕ-Е-ЕТ!
Я вырвал руку, и в этот же миг подъездную дорожку залил яркий белый свет из окна.
— ЭДДИ, ТЫ НЕ СПИШЬ? ЧТО ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ?
Целую секунду я еще видел Шона Купера, прозрачного, словно какая-то странная рождественская игрушка. А затем, точно монстр, избавленный от внутреннего мрака, он медленно осыпался вниз и скользнул по земле облачком белой пыли.
Я опустил взгляд. На его месте теперь появилось кое-что другое. Это был рисунок. Белый цвет ярко выделялся на фоне темного асфальта парковки. Это был человечек, состоящий из палочек, полусогнутый, грубо нарисованный. Его ручка была задрана так, словно он… махал мне?
«Нет, — тут же подумал я. — Не махал. Он тонул». И это был не просто человечек.
Это был Меловой Человек.
Меня пробрала сильная дрожь.
— Эдди?
Я шарахнулся, поскорее вернулся обратно в дом и закрыл дверь — так беззвучно, как только мог.
— Все хорошо, мам. Я просто вышел попить.
— Мне показалось, я слышала, как открылась дверь.
— Нет, мам.
— Ладно… Ты попил? Возвращайся в постель. Завтра в школу.
— О’кей, мам.
— Умница.
Я закрыл дверь. Пальцы у меня так дрожали, что я смог повернуть ключ в замке только после нескольких попыток. А затем пробрался наверх, стащил мокрые пижамные штаны и закинул в корзину с грязным бельем. Достал чистые и забрался обратно в кровать. Но я еще долго не спал. Просто лежал и прислушивался, ожидая снова услышать стук камешков в стекло. Или, быть может, звук чьих-то мягких шагов на лестнице.
В тот момент, когда запели первые птицы, я отключился. Наверное. Но ненадолго. Я рано проснулся. До того, как проснулись родители. Я тут же спустился вниз и распахнул заднюю дверь, надеясь вопреки всему, что все это просто кошмарный сон. Не было никакого мертвого Шона Купера. Не было ник…
Меловой человек виднелся на асфальте.
«Привет, говноед. Не хочешь нырнуть ко мне? Водичка просто убойная!»
Я мог оставить его там. Наверное, так и надо было сделать. Но вместо этого я выхватил из-под раковины мамино ведро для уборки и наполнил его водой. А затем выплеснул ее на тонущего человека и снова утопил его в ледяной воде и остатках мыла.
Я пытался убедить себя в том, что его мог нарисовать кто-то из ребят. Толстяк Гав, наверное. Или Хоппо. Просто чья-то дурацкая шутка. И только на полпути в школу до меня дошло. У каждого из нас был мелок определенного цвета. У Толстяка Гава — красный. У Железного Майки — голубой. У Хоппо — зеленый. У Никки — желтый. А у меня — оранжевый.
Никто в нашей банде не пользовался белым мелом.
2016 год
Мама звонит мне как раз перед ланчем. Она всегда звонит в самый неподходящий момент, и сегодняшний день не стал исключением. Я мог бы включить голосовую почту, но мама ее не любит, и при первом же разговоре это вышло бы мне боком. Так что скрепя сердце я принимаю вызов.
— Привет.
— Привет, Эд.
Я бочком выскальзываю из класса.
— Все в порядке? — спрашиваю я.
— Конечно. А почему ты интересуешься?
Моя мама не из тех, кто звонит, чтобы просто поболтать. Если она набрала мой номер, значит, для этого есть причина.
— Даже не знаю. У тебя все хорошо? Как там Джерри?
— Отлично. Мы недавно прошли соковую детокс-диету, так что оба полны жизненной энергии и сил.
Еще несколько лет назад мама никогда не употребляла такие выражения, как «жизненная энергия», да и вообще не верила в диеты. Не при папе. Это все Джерри и его влияние.
— Прекрасно, мам, я тут кое-чем занят, так что…
— Ты же не на работе, Эд?
— Ну…
— Сейчас же каникулы!
— Я знаю, но в наше время каникул не существует.
— Не позволяй им садиться тебе на шею, Эд. — Мама вздыхает. — В жизни есть и другие важные вещи помимо работы.
И опять: несколько лет назад мама сроду бы такого не сказала. Работа была ее жизнью. Но после того как заболел отец, эта жизнь обрела новый смысл в уходе за ним.
Я понимаю: все, что она делает сейчас, включая отношения с Джерри, — это ее способ наверстать упущенные годы. Я не могу ее за это винить. Я виню себя.