Меловой человек
Шрифт:
— Прилично!
— Да, наверное.
— В каком, на ваш взгляд, состоянии он покинул ваш дом?
— Ну он не спотыкался и не нес всякую чушь, но был довольно пьян.
— И вы позволили ему вернуться в отель?
— Я предлагал вызвать такси, но он сказал, что хочет прогуляться, чтобы протрезветь.
— Так. Можете сказать, в котором часу это было?
— В десять, десять тридцать. Не так уж поздно.
— В тот вечер вы видели его в последний раз?
— Да.
— Вы отдали его бумажник
— Да, но это было чертовски сложно, она хотела, чтобы я оставил его у себя, но я настоял.
— Как он вообще попал к вам в руки?
— Наверное, Майки забыл его, когда уходил.
— И вы не попытались вернуть ему этот бумажник той же ночью?
— Я не знал о нем до сегодняшнего дня. Хлоя нашла его и позвонила мне.
— В котором часу?
— Примерно в обед. Я пытался дозвониться до Майки и сказать ему, что он забыл бумажник, но он не отвечал.
Снова что-то записывают.
— И тогда вы пошли в отель, желая убедиться, что с вашим другом все в порядке?
— Да. Они сказали мне, что той ночью он не возвращался, и я обратился в полицию.
Снова кивают. А затем Фернесс говорит:
— Как бы вы описали своего друга в тот вечер?
— Он был в порядке… То есть абсолютно нормальный.
— У него было хорошее настроение?
— Ну, думаю, да.
— Какова была цель его визита?
— Могу ли я спросить, уместно ли это?
— Что ж, он много лет не выходил на связь, а затем — как гром среди ясного неба. Это странно.
— Как говорил Джим Моррисон, люди вообще странные.
Они смотрят на меня без всякого выражения. Явно не фанаты классического рока.
— Слушайте, — говорю я. — Это была обычная дань вежливости. Мы болтали обо всяком, о том, чем оба занимаемся, о работе. Ничего особенного или важного. А теперь могу ли я узнать, к чему все эти вопросы? С Майки что-то случилось?
Кажется, они раздумывают над ответом, а затем Дэнкс закрывает свой блокнот.
— Сегодня было найдено тело. По описанию похоже на вашего друга Майки Купера.
Тело. Майки. Я пытаюсь проглотить эту информацию, но она комом застревает у меня в горле. Я не могу говорить. Мне даже дышать трудно.
— Вы в порядке, сэр?
— Я… я не знаю. У меня шок. Что произошло?
— Мы вытащили его тело из реки.
«Зуб даю, он уже весь распухший, зеленый и без глаз. Потому что рыбы съели его глаза».
— Майки утонул?
— Мы все еще пытаемся установить обстоятельства смерти вашего друга.
— Если он упал в реку, что тут устанавливать?
Они обмениваются странным взглядом.
— Парк Олд-Мидоуз находится далеко от отеля, в котором поселился ваш друг?
— Думаю, да.
— Тогда как он мог оказаться там?
— Может, он хотел еще немного прогуляться, чтобы протрезветь? Или заблудился?
— Может.
Они явно сомневаются в чем-то.
— Вы не думаете, что смерть Майки была результатом несчастного случая?
— Наоборот, мы уверены, что это самое подходящее объяснение. Тем не менее мы должны проверить все варианты.
— Например?
— Есть ли у вас на примете кто-то, кто хотел причинить Майки вред?
Я чувствую, как у меня в висках стучит кровь. Кто-нибудь, кто хотел причинить Майки вред?
Что ж, да, мне приходит в голову по крайней мере один такой человек, но он не в том состоянии, чтобы носиться по парку и сталкивать Майки в реку.
— Нет, никто, — окрепшим голосом говорю я и тут же добавляю: — Эндерберри — тихий город. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь здесь захотел причинить Майки зло.
Они снова кивают.
— Уверен, что вы правы. Скорее всего, это просто прискорбный несчастный случай.
«Такой же, как и тот, который произошел с его братом», — думаю я. Прискорбный несчастный случай. Даже слишком неудачное стечение обстоятельств.
— Простите, что принесли вам плохие новости, мистер Адамс.
— Все в порядке. Вы просто делали свою работу.
Они отодвигают стулья. Я тоже поднимаюсь, чтобы их проводить.
— Есть еще кое-что.
Ну конечно. Всегда есть.
— Я вас слушаю?
— Мы нашли на теле вашего друга улику, которая несколько сбила нас с толку. Мы подумали, что вы могли бы пролить свет…
— Если получится.
Фернесс достает из кармана чистый пластиковый пакет и кладет его на стол.
В пакете лежит бумажка, на которой нарисован повесившийся человечек. А кроме нее — кусочек белого мела.
1986 год
— Фома ты неверующая.
Папа всегда говорит так, когда мама не верит, что он сможет что-то сделать. Я думаю, это какая-то их собственная шуточка, потому что после этих слов она обычно поворачивается к нему и говорит:
— Ни капли не верующая.
И затем они смеются.
Думаю, смысл в том, что мои родители никогда не были религиозными и никогда этого не скрывали. Наверное, поэтому многие люди в нашем городке относились к ним настороженно, и поэтому многие встали на сторону отца Мартина под клиникой. Даже те, кто искренне поддерживал маму, не хотели об этом заявлять — похоже, думали, что идут наперекор Богу или что-то в этом роде.
Той осенью мама похудела и постарела. Я никогда не задумывался о том, что мои родители старше, чем у всех остальных. Когда тебе двенадцать, все, кто старше двадцати, кажутся тебе ископаемыми. Мама родила меня в тридцать шесть, так что ей тогда было уже почти пятьдесят.