Мемнох-дьявол
Шрифт:
– Совершенно верно. А что ты скажешь об их лицах? Что ты заметил?
– Их выражение кажется вполне современным, во всяком случае вполне понятным. Некоторые хмурятся, некоторые разговаривают, кое-кто, похоже, глубоко задумался. А вот тот косматый, который отстал от других и плетется в самом хвосте, выглядит очень несчастным. А женщина... Женщина с большой грудью... Ты уверен, что она нас не видит?
– Она не может нас видеть. Она просто смотрит в нашем направлении. Что, по-твоему, отличает ее от мужчин?
– Ну-у-у... Прежде всего ее грудь. И еще... Еще то, что у нее отсутствует борода. Все мужчины там бородатые. Волосы у нее, конечно, длиннее, чем у них, и... И она очень милая. К тому же очень
Мемнох кивнул.
Мне действительно казалось, что она нас видит, – женщина все время щурилась, совсем как я. У нее было чуть удлиненное, овальное лицо – такие лица археологи определяют как принадлежавшие кроманьонцам. Внешне эта женщина – равно как и ее спутники – не имела никакого сходства с человекообразной обезьяной. Тем не менее кожа ее была не белой, а темно-золотой – такой оттенок свойствен семитским или арабским народам – и очень напоминала по цвету кожу того, кого я видел там, в раю. Когда она повернулась и пошла вперед, ветер взметнул вверх великолепные темные волосы...
– Все эти люди почти что голые! – воскликнул я.
Мемнох коротко хохотнул.
Мы вновь углубились в лес. Степь исчезла. Насыщенный влагой и разнообразными запахами воздух казался густым.
Огромные хвойные деревья и папоротники нависали над самыми нашими головами. Таких папоротников – с ветвями, которые были гораздо крупнее, чем ветви банановых деревьев, – мне еще никогда видеть не приходилось. А хвойные деревья можно было сравнить разве что с секвойями, растущими в лесах на западе Калифорнии, – гигантскими исполинами, рядом с которыми я всегда чувствовал себя одиноким и меня охватывал страх.
Мемнох шел впереди, указывая дорогу сквозь непроходимые заросли тропических джунглей, и, казалось, совершенно не обращал внимания на обступавшие нас со всех сторон необыкновенные растения. Мимо нас сновали какие-то твари, издалека доносились приглушенные рыки зверей. Земли под ногами не было видно – ее устилал сплошной зеленый покров, казавшийся бархатистым и нежным. Время от времени мне казалось, что тот или иной камешек под этим покровом словно оживал и передвигался с места на место.
Внезапно налетевший откуда-то легкий прохладный ветерок заставил меня обернуться. Степной простор и люди остались далеко позади. Тенистые папоротники росли так густо, что я даже не сразу понял, что полил дождь, – до нас едва доносился его тихий, успокаивающий шум, ибо вода смачивала лишь верхушки и кроны деревьев и ни одна капля не долетала до нас.
У меня не оставалось сомнений в том, что в эти джунгли поистине не ступала нога человека. Однако в них вполне могли обитать какие-либо звери и чудовища, готовые в любой момент броситься на нас из тени.
– А сейчас, – заговорил Мемнох, не замедливая шаг и без малейшего усилия отодвигая в сторону тяжелую ветвь, – позволь мне перейти к конкретному вопросу, точнее, к тому, что я определил для тебя как «тринадцать откровений физической эволюции». После того как ангелы приняли и постигли эти «откровения», они обсудили их с Богом. Учти, однако, что мы будем говорить только об этом мире – звезды, иные планеты и галактики не имеют никакого отношения к предмету нашей с тобой беседы.
– Ты хочешь сказать, что во всей вселенной Земля единственная планета, где есть жизнь?
– Я хочу сказать, что знаю только свой мир, свой рай и своего Бога.
– Понятно.
– Как уже тебе говорил, мы были свидетелями целого комплекса геологических процессов – видели, как вздымаются горы, образуются моря и возникают континенты. Нашим хвалебным, исполненным восхищения гимнам не было конца. Ты даже представить себе не можешь истинно райское пение. В раю, населенном людскими
Между тем у нас появилось множество занятий, и прежде всего мы принялись изучать земную атмосферу – нас мало интересовал ее состав, но каждая деталь привлекала к себе внимание, заставляла подолгу созерцать ее и наводила на размышления. Жизнь на земле, представавшая перед нами, включала в себя великое множество деталей и разного рода мелочей, которых не существовало в раю.
– Значит ли это, что все казалось вам ясным, понятным и не вызывало ничего, кроме восторга?
– Да, все было словно озарено Божественным светом, и ни одна, пусть даже совсем крошечная, мелочь, ни одна деталь не умалили и не поставили под сомнение нашу любовь к Господу.
Мы подошли к неширокому, но мощному водопаду, низвергавшемуся в бурлящий водоем. Подставив лицо и руки освежающему туману из микроскопических брызг, я на минуту замер перед этим прекрасным зрелищем. Мемнох последовал моему примеру и, казалось, наслаждался не в меньшей степени, чем я.
Только теперь я заметил, что он босой Он вошел в воду и с удовольствием наблюдал, как чистые струи омывают пальцы ног с аккуратно подстриженными ногтями цвета слоновой кости.
В тот момент, когда он склонился к воде, чтобы лучше рассмотреть пенящиеся, пузырящиеся потоки, крылья резко взметнулись вверх и я отчетливо увидел их сверкающие каплями влаги перья и острые концы над его головой. Потом послышался шелест, и крылья с тихим хлопком сомкнулись, подобно птичьим сложились за его спиной и... исчезли.
– А теперь попробуй себе представить, – заговорил он снова, – как несметное число, легионы ангелов самых разных рангов спускаются на землю и буквально влюбляются в то, что предстает их глазам, пусть даже это всего лишь бурлящие воды или лучи солнца, пронзающие газообразную атмосферу Земли и переливающиеся в ней разными цветами.
– Неужели вам все это казалось интереснее, чем то, что вы видели в раю?
– Да. Вынужден признать, что так и было. Конечно, мы с радостью возвращались в рай, особенно если Господь бывал нами доволен. Но проходило время, и нас тянуло обратно, нас вновь охватывала жажда познания, просыпалось любопытство, и земные красоты все чаще и чаще начинали занимать наш разум. Мы постепенно осознавали, что наш образ мыслей переменился. Однако позволь мне все же перейти к рассказу о «тринадцати откровениях».
Первым «откровением» стало преобразование неорганических молекул в органические... так сказать, от камешка – к мельчайшему живому организму. Забудь об этом лесе. Его тогда не было и в помине. Взгляни лучше на водоем. Вот в таких водоемах, со всех сторон окруженных горами, теплых и неспокойных, наполненных газами, восходящими из раскаленных недр земли, впервые зародились живые молекулы.
Шум поднялся до самых небес: «Узри, Господь, плоды деяний материи!» А Всемогущий лишь одобрительно улыбнулся своей лучезарной улыбкой. «Ждите и наблюдайте», – сказал он. Мы повиновались, и тогда явлено нам было второе «откровение». Молекулы стали преобразовываться в три формы материи: клетки, ферменты и гены. Как только возникли одноклеточные организмы, сразу же появились и многоклеточные, а то, что мы, впервые увидев органические молекулы, могли лишь интуитивно предугадывать, вдруг проявилось со всей очевидностью. Некая искра жизни оживила эти существа. Они обрели форму, пока еще не окончательную, но вполне определенную, и нам казалось, что мы улавливаем неисчислимое множество таких живительных искр – крошечных свидетельств и неопровержимых доказательств наличия жизни.