Мэн-кэ
Шрифт:
– Неужели он тебя не любит? – спросила Мэн-кэ.
– А ты не знала? – усмехнулась молодая женщина. – Разве ты не замечаешь, что его почти не бывает дома? Он старается причинить мне боль, потому что знает, что у меня есть сердце. Но он даже не представляет, как оно терпеливо и спокойно! Ах, милая Мэн-кэ, ты не знаешь моего горя! Когда он подходит ко мне и дышит винным перегаром, мне хочется его ударить!
– И ты могла бы это сделать? – спросила Мэн-кэ.
Женщина усмехнулась. Потом рассказала, сколько страхов и тревог пришлось ей пережить, когда семнадцати лет она стала невестой, а потом, после свадьбы, три месяца
Жена старшего брата умела писать стихи. Из нескольких старых черновых набросков Мэн-кэ поняла, какой у нее тонкий, мягкий характер, как она талантлива, узнала с ее надеждах и разочарованиях.
«Если бы она вышла замуж за Сяо-суна, ей не пришлось бы сетовать на судьбу!» – подумала Мэн-кэ испросила:
– А какого ты мнения о Сяо-суне?
Не догадываясь об истинном смысле вопроса, жена брата принялась подробно рассказывать, до чего Сяо-сун внимателен к женщинам, до чего обходителен с ними.
Мэн-кэ вздохнула: ей было очень жаль жену брата. Но та истолковала ее вздох по-своему и принялась утешать, решив, что девушка вспомнила о каком-нибудь своем горе.
С наступлением весны в доме стало немного тише. Двоюродная сестра и мисс Ян с нотными тетрадями под мышкой каждое утро уходили в школу; Тань Мин и Чжоу Чэн тоже посещали занятия; Сяо-сун дважды в неделю давал уроки в каком-то институте. Тетка разъезжала по гостям. Жена старшего двоюродного брата возилась с дочуркой. Одна только Мэн-кэ оставалась без дела.
Она целыми днями валялась в постели, вспоминала прочитанные романы и мечтала о будущем; в конце концов она пришла к выводу, что эгоистка и думает только о себе. «Свободно носиться по волнам – вот жизнь, которая мне нужна», – признавалась она самой себе.
Иногда Мэн-кэ завидовала девушкам из парижских кафе, а иной раз воображала себя великой героиней, революционеркой. Но тут ее грезы мгновенно улетучивались, потому что одно это слово, ассоциируясь с «китайской Софьей», леденило душу.
Тань Мин пытался вновь возбудить у нее интерес к живописи, уговаривал рисовать. Однако Мэн-кэ в большинстве случаев отказывалась. Сяо-сун же давно перестал упоминать о живописи.
Мечтая о Париже, Мэн-кэ стала учиться у двоюродного брата французскому языку.
Вскоре отец снова прислал ей деньги и письмо:
«Дочь моя Мэн-кэ!
Получил твое письмо, из которого узнал, что ты крайне нуждаешься в деньгах. Поэтому собрал двести юаней и посылаю тебе. Сумма, правда, небольшая, но ее хватило бы на повседневные расходы для целой семьи в течение полугода.
Старайся быть экономней – твой никчемный отец состарился, и доходы его в последнее время сильно упали. Говорю об этом только потому, что тебе, наверное, тяжело жить на чужбине. Но ты не расстраивайся, я всегда найду способ помочь тебе и не допущу, чтобы ты испытывала недостаток в деньгах. Да, во всем виноват я один… Но что теперь об этом говорить!
Старый вол, которого ты так любила, в феврале околел. Зато у нас прибавилось несколько барашков. Самый маленький из них – белый, как снег, с розовенькой мордочкой; он никого не боится. С утра до вечера только и слышишь его тоненькое «ме-е-е». Сань-эр очень его любит, уверяет, что он похож на тебя, и даже зовет его: «Барышня, барышня». При слове «барышня» все вспоминают о тебе…»
Мэн-кэ задумалась, вспомнив о нежности отца, об озорстве Сань-эр… Представила себе старого вола и молодых барашков, резвящихся на лужайке… белых мотыльков… Давно минувшие дни! Какими они были счастливыми!
«Если тебе неудобно жить у тети, возвращайся домой, а эти двести юаней истрать на дорогу. Ведь я уже два с половиной года не видел тебя. Не понравится тебе дома, опять уедешь, я сам тебя провожу.
Помни, Мэн-кэ, что твой отец уже не молод! Спеши же навестить его, пока не поздно.
У нас здесь произошел еще один забавный случай. Позавчера явилась твоя тетка и потребовала, чтобы я выдал тебя замуж. Я, конечно, ответил, что не могу этого решить, ибо все зависит от тебя. Но на мой взгляд ее Цзу-у, с которым вы так дружили в детстве, довольно смышленый парень. Решай сама, я не буду настаивать, ибо для меня главное – чтобы тебе было хорошо. Ты ведь уже взрослая, Мэн-кэ!»
Листочки письма один за другим выскользнули из пальцев. При мысли о неуклюжем Цзу-у Мэн-кэ охватила тревога – а что, если ее, согласно обычаю, заставят выйти замуж за родственника? Девушка твердо решила не возвращаться домой во избежание ссор с отцом. Сообщила ему лишь, что учится, а об остальном и словом не обмолвилась.
Написав ответ, она немного успокоилась, а через несколько дней начисто забыла и об отце и о Цзу-у. Но потом вдруг заскучала. Ей захотелось повидать Сяо-суна, но того уже целых три дня не было дома.
Мэн-кэ ощущала одиночество и какую-то смутную тревогу. Неужели двоюродный брат занял все ее мысли?
Вечером совершенно неожиданно от него пришло письмо – оказывается, он улаживал какое-то срочное дело для одного из своих друзей. Он скучал о Мэн-кэ и спрашивал, как она провела эти дни… Много раз девушка перечитывала письмо и полночи не могла уснуть.
В последнее время Тань Мин особенно старался услужить ей, и это доставляло Мэн-кэ беспокойство.
Прошло пять дней, а Сяо-сун все не возвращался. Вечером Мэн-кэ забавлялась с Ли-ли и вырезала ей из бумаги игрушки. Жена старшего двоюродного брата сидела рядом и делала маникюр. Неожиданно она тихо спросила:
– Дорогая Мэн-кэ, это правда?
– Что?
– То, что написано о проблеме женщин в старом журнале, который я случайно вчера нашла? Мне кажется, это особенно справедливо по отношению к женщинам, которые вышли замуж по старому обычаю. По-моему, в таких случаях замужество равносильно разврату, и не только потому, что женщину дешево ценят.
– Ну, это не совсем так. Я думаю, самое важное, чтобы супруги были довольны друг другом. А разве браки ради денег – не разврат? Ведь продать себя куда хуже, чем пойти наперекор родителям.
– Ай, тетя Мэн-кэ! – закапризничала Ли-ли и толкнула Мэн-кэ в бок. – Смотри, ты отрезала человечку руку! Мама, подожди, не мешай тете!
– Ладно, больше не будем, – пообещала Мэн-кэ. – Вырезать тебе девочку с зонтиком или с сумкой?
Мэн-кэ снова взялась за ножницы, продолжая разговор:
– Милая! У тебя, наверное, нервы не в порядке, вот ты и расстраиваешься по пустякам…
– Ах, не говори о нервах, ведь мне всего двадцать лет, у меня есть Ли-ли, казалось бы, я должна быть довольна и терпелива. Я готова была бы переносить любые тяготы и горести. Но меня променяли на какую-то проститутку, и мне остается только завидовать ей!..