Меньше, чем смерть
Шрифт:
Когда Сова вошла, в баре было умеренно шумно. За столиками располагались исключительно представители мужской части населения, одетые в те самые длинные белые хламиды, на которые она уже насмотрелась на улице. У стойки другие белохалатные граждане пили алкоголь, поджигая зажигалками верхний слой напитка. Пахло ароматическим дымом, жареным мясом и специями. Но по мере того, как головы поворачивались в сторону Совы, разговоры стихали, так что через несколько секунд единственным звуком, отражавшимся от зеркальных стен, стало звяканье столовых приборов и стаканов с выпивкой. Сова вежливо сняла фуражку, положила ее на облюбованный свободный
Будь Сова расположена проявлять осторожность и осмотрительность, ей стоило бы немедленно отправиться на поиски другого места для обеда. Но, предвидя неприятные последствия бегства из дворца, она торопилась покончить с чувством голода как можно скорее. Вызов пришлось повторить. Но только после третьего сигнала она добилась внимания, но не официанта, а бармена – маленького щуплого человечка, едва различимого за высокой стойкой. Казалось, он специально вышел оттуда в зал, чтобы смерить Сову оценивающим взглядом от макушки до пяток, как будто оценивал свои шансы на случай, если придется играть роль вышибалы. Но, вероятно, его должность исключала право затевать конфликты по собственной инициативе. Сова же была тверда в намерении голодной во дворец не возвращаться и потому – очень вежлива.
– Здесь можно поесть?
Ее вопрос повис в тишине. Теперь на нее смотрели так, словно ей удалось совершить нечто вызывающее и подлежащее общественному порицанию. Сова осторожно оглянулась на остальных посетителей, замерших в ожидании ответа. Определенно, в тарелках у них была еда.
– Допустим, – нехотя протянул тем временем бармен.
– Тогда сделайте одолжение, допустите для меня кусок жареного мяса и какой-нибудь салатик, – как можно доброжелательнее попросила из своего темного угла Сова,
Как всегда, голос ее не подвел. В обычной ситуации Сова не стала бы прибегать к помощи голосового воздействия на аудиторию, но сейчас, когда по непонятным причинам возникла и стала накапливаться в воздухе скрытая до поры враждебность, пренебрегать подобными приемами было неразумно. Ей редко приходилось говорить на таких тонах, но ее учили, что низкий тембр и мягкие интонации действуют на окружающих как правило успокаивающе. Раз уж ей представилась возможность попрактиковаться, не стоило ее упускать.
То ли гипнотическое воздействие ее голоса и вправду возымело результат, то ли публика в баре еще не решила, как поступить с нежелательным посетителем, но бармен принял заказ, чем пусть нехотя, но подтвердил ее право дождаться его выполнения. Сова пробежалась пальцами по пульту управления, но звукоизоляцию включить не рискнула, предпочитая прислушиваться к тому, что творится вокруг. Пришлось ограничиться наушником на одно ухо и новостным каналом местного телевидения. Словно в насмешку над создавшимся положением, новостной канал представлял уголовную хронику.
«За прошедшую неделю в столице произошло около двух тысяч преступлений».
«Рада за вас», – мысленно прокомментировала Сова
«Вчера, в подъезде дома, расположенного в двенадцатой зоне на
«Бедный труп!»
Сова не стала слушать о том, какие мучения пришлось претерпеть скончавшемуся трупу.
«В пятом прибрежном секторе столицы в воде с признаками насильственной смерти (колото-резаные раны туловища) был обнаружен труп…»
«Отличная у них тут вода. – Сова прыснула. – Мало того, что она здесь с признаками насильственной смерти, так у нее еще есть и туловище. Видимо, рыба в ней тоже не живет, чего уж говорить о трупах. Труп – существо нежное, особенно труп с признаками смерти».
Сова решила, что человек, хихикающий при просмотре уголовной хроники, может произвести на окружающих негативное впечатление своими нравственными устоями, и уже собралась снять наушник. Но ее раскаянье запоздало: из глубины бара к ней, вызывающе поигрывая столовым ножом, шел закутанный в белую простыню абориген. Демонстрация колюще-режущего предмета подействовала на Сову отрезвляюще: офицеру Ордена, даже с таким низким чином, как у нее, попадание в уголовную хронику вполне могло стоить погон. Сам нож мало пугал Сову. Легким поворотом кисти левой руки она активировала браслет высшей защиты на запястье и стала ласково поглядывать на приближающегося агрессора.
Вероятно, ее жест не ускользнул от его внимания, но истолкован был, к сожалению, неверно. Белохалатный гражданин наверняка решил, что, во-первых, Сова высвобождает для броска спрятанный в рукаве нож, а во-вторых, что она – левша, а это для противника в серьезной драке чрезвычайно неудобно. Столовый нож, демонстративно направленный своим острием в сторону Совы, уже не казался гражданину достаточно весомым аргументом. Сова затруднялась предположить, скрывалось ли под белым халатом иное оружие, но выяснить это на собственном опыте не стремилась.
– Приятель, – подошедший ткнул ножом столешницу с лежащим на ней пультом управления, вероятно, для того чтобы ни у кого не осталось сомнений, к кому именно из посетителей он обращается, – твой мундир тут многим портит аппетит.
Ах, вот в чем дело! Китель! Совет лорда Тонатоса снять военную форму Сова проигнорировала по нескольким причинам. Во-первых, она не собиралась следовать советам человека, двадцать минут демонстративно не замечавшего ее наличие на белом свете. Во-вторых, пусть она не питала особой любви к военной службе, пусть не испытывала ни малейшего почтения к погонам и лычкам, но снимать мундир во время боя из страха перед врагом во все времена считалось дезертирством. Она не стремилась к неприятностям, но и прятаться от них почитала за унижение.
Впрочем, воевать в баре, пожалуй, смысла не имело. Сова вежливо улыбнулась в ответ, прикидывая в уме, стоит ли отстаивать честь мундира в пьяной драке. И решила, что не стоит.
– Это не мундир, – понизив голос, доверительно сообщила она, – Это китель.
– Мне плевать, как это называется! – белохалатный, стремясь нащупать верную почву для завязки скандала, решил для начала в меру распалить себя.
Но давать ему повод к проявлению агрессии Сова не намеревалась. Ее видение будущего этой ситуации существенно отличалось от представления всех остальных в этом зале, и чем нелогичнее для них сейчас будут выглядеть ее поступки, тем дольше завсегдатаи бара будут соображать, как вернуть события в привычное для них русло пошлой кабацкой потасовки.