Менталист
Шрифт:
– Наверное, мне следует попытаться воздействовать на них своим неотразимым шармом, – пошутил Винсент.
– В прошлый раз вы расточали его вполне достаточно, – сухо отозвалась Мина.
Винсент не обиделся. Социальные игры не были для него чем-то естественным, как для большинства остальных. Поэтому он и занялся их изучением – и настолько преуспел в этом, что стал управлять поведением людей со сцены, научился понимать эти механизмы. Тем не менее срабатывало это чаще всего только там, на сцене. Конфликты в его семье были лучшим тому доказательством. Мине неплохо было бы об этом знать,
– Ну а все-таки, – продолжала она. – Как обстоят дела с психологическим профилем?
– Пока все слишком расплывчато, – ответил Винсент. – Я не готов сделать какие-либо выводы. Хладнокровие и ярость, сочетание несочетаемого – вот что меня смущает. Это необычно. Я не говорю «невозможно», просто необычно.
Мина наморщила лоб.
– Извините, – сказал Винсент. – Мне надо собраться с мыслями. Мы обязательно поговорим об этом, но позже. Спасибо за возможность взглянуть на ящик. Это было небесполезно. Кстати, вы в курсе, что Рубен хочет с вами переспать? Он так и кричит об этом каждым своим жестом, а судя по тому, как расширились его зрачки…
– Боже мой, Винсент, – перебила его Мина. – Рубен хочет переспать со всеми, и не надо быть менталистом, чтобы это заметить.
Мрачные коридоры отделения судмедэкспертизы огласил заливистый смех. Винсент был так ошарашен, что даже забыл о своих подсчетах.
Почти невозможно. Кристер Бенгтсон вздохнул и включил компьютер. Как же тяжело давались ему эти бесконечные списки пропавших без вести людей… Многие удивились бы, узнав, сколько таких набирается за год по всей Швеции. Хотя кое-кто, похоже, исчезает по собственной воле.
Возраст жертвы – что-то между двадцатью и тридцатью годами. Согласно их оценке, по крайней мере. Такое трудно определить даже по виду живого человека, что уж говорить о трупе… Кристер взглянул на фотографию, которую взял у патологоанатома и которую ему предстояло сличить со снимками разыскных списков. Блондинка, волосы до плеч, голубые глаза. Похоже, была симпатичной при жизни. Он снова посмотрел на монитор. Внешность ни о чем не говорит, в Швеции половина девушек подходит под это описание. При этом Кристер не видел ни одной, которая зацепила бы его каким-либо особенным сходством.
Те немногие женщины, у которых с Кристером до сих пор складывались отношения, были темноволосыми. Должно быть, это что-то фрейдистское, связанное с его покойной матерью-шатенкой. При том что Кристер жил один. Никто из тех, кто пытался с ним сблизиться, не составил ему пары. Уже в самом начале знакомства он знал, что это не по-настоящему и рано или поздно все закончится.
Любовь мимолетна, как и все остальное. Нет ничего постоянного, кроме этой промозглой погоды. Хотя и она не навсегда, если верить Грете Тунберг [5] .
5
Грета Тинтин Элеонора Эрнман Тунберг (р. 2003) – шведская экологическая активистка, получившая международную известность и признание за продвижение мнения о неизбежном экзистенциальном кризисе для человечества
Кристер вернулся к компьютеру. Потянулся за чашкой, глотнул кофе и тут же выплюнул все обратно. Черт… что может быть хуже холодного кофе? На мониторе сменялись лица – молодые, исполненные надежды. Жизнь смахнет с них глуповатое выражение, это вопрос времени. Спасибо матери, которая с самого начала внушила Кристеру, что жизнь – это сплошные разочарования. Если знать об этом заранее, все проходит легче. Неоправданные ожидания – вот главная причина того, что большинство людей живут в вечной депрессии.
На мониторе одно лицо сменялось другим. Кристер снова взял чашку, глотнул – и выругался на собственную забывчивость. Потом выплюнул и мрачно посмотрел на холодный кофе в чашке. Вот она, жизнь… черт…
Винсент поправил печенья на блюдце – два ряда по четыре штуки в каждом. Он сидел у своего агента, в офисе «Шоулайф продакшн» на Страндвеген, и старался не думать о том, что только что видел в отделении судмедэкспертизы. О ящике с этими ужасными дырками. И о Мине рядом с ящиком, с волосами, убранными в темный «хвост».
Поначалу его каждый раз встречали здесь роскошными тортами, фисташковым бискотти с кусочками темного шоколада. Это потом годы совместной работы все упростили – по крайней мере, в плане внешней ритуальности. И тот факт, что сейчас на блюдце перед Винсентом лежала домашняя выпечка от «Тёссе», не предвещал ничего хорошего. Дело было, конечно, не в качестве выпечки, а в необычности угощения. У Винсента имелись все основания ожидать от агента неприятный сюрприз.
Умберто приехал в Швецию пятнадцать лет назад и до сих пор не избавился от итальянского акцента. Возможно, он считал, что это делает его речь изящней, и намеренно отказывался совершенствовать свой шведский. И все-таки лучше б он купил обыкновенное печенье «Барелина». Домашняя выпечка, конечно, вкуснее, но при машинной штамповке получаются кружки одного размера. Одно печенье неотличимо от другого, ничего не торчит и не нарушает идеальности ряда.
– Она больше не появлялась?
Винсент покачал головой.
– Ее не было вот уже на двух представлениях. Но это, разумеется, не значит, что она пропала навсегда.
– Тебе нужна охрана, как я уже говорил.
– Нет, нет… к чему такие расходы? Думаю, администрация театра справится с этой проблемой. Все образуется.
– …как говорил Джон Леннон о Марке Чепмене, – горько закончил фразу Умберто.
– Не будем больше об этом.
Винсент потянулся за печеньем. Белый шоколад и грецкий орех – довольно вкусно, несмотря на асимметрию.
– У нас жалобы, Винсент. – Умберто озабоченно пригладил тщательно подстриженную бороду. – Я о концертах на прошлой неделе, в Линчёпинге и Мальмё.
– Зрительные залы на тысячу сто девяносто шесть и девятьсот мест соответственно – и полный аншлаг. – Винсент кивнул. – Аплодировали стоя. Кому-то не понравилось мое шоу?
– Не шоу… – Умберто вздохнул. – Тебе обязательно лежать на полу в гримерной после концерта? С уборщицами чуть не случился сердечный приступ – и в том, и в другом зале.