Ментовская мышеловка
Шрифт:
– Я все выяснил, месье. Андрей Дорохов, тридцать седьмого года рождения, проживает в Москве в микрорайоне Митино, дом.., квартира...
Преподает в училище. До недавнего времени занимался бизнесом, имел строительную фирму, но разорился. Недавно у него была убита жена Ирина. Детей нет.
– Но он еще так молод, ему всего шестьдесят один год, - сказал девяностовосьмилетний старик, тяжело откашливаясь.
– Но надо же, убита жена... Как же трагичны судьбы у нас, Дороховых...
– В России постоянно кого-то убивают, месье. Там криминальная революция.
–
– Это очень просто при современной технике, месье, я не заслуживаю вашей похвалы.
– Хорошо, все равно вы молодец. А теперь к делу, Леклерк. Пойдемте ко мне в комнату, чтобы никто не услышал нас, здесь ходит много народу.
А дело у нас с вами будет секретное.
– Он подмигнул Леклерку своим отекшим подслеповатым глазом.
– Жан-Пьер, помоги мне дойти до моей комнаты, нет, не до спальни, черт побери, до нижнего кабинета! Идите за нами, Леклерк!
Они прошли в небольшой уютный кабинет в левой части дома. Там стоял круглый старинный стол и два мягких кресла рядом с ним. По двум стенам комнаты стояли симметрично два шкафа карельской березы. Старинные фолианты с золочеными переплетами украшали эти шкафы. По двум другим стенам висели золоченые бра в виде свечей.
– Все, Жан-Пьер, идя, и никого ко мне не пускай. Я очень занят. Садитесь, месье Леклерк.
Леклерк юркнул в огромное кресло, на другое тяжело опустился Дорохов.
– Итак, Леклерк, составляем завещание. Пишите черновик. Так... Я, Жорж Дорохов, в случае своей смерти завещаю дом в Париже и единовременную выплату в размере ста тысяч франков Жан-Пьеру Жерве. Так.., написали?.. Все остальное имущество, как-то: этот загородный особняк, виллу в Калифорнии, дом в Испании и квартиру в Лондоне завещаю своему племяннику Андрею Дорохову, проживающему в Москве. Кроме того, я завещаю ему все свои предприятия: фабрику, три магазина в Париже и два в Лондоне, а также свои банковские вклады в банках Парижа и Женевы на сумму.., забыл, надо уточнить, ну что-то около десяти миллионов долларов, и ценные бумаги примерно на ту же сумму. Все. Теперь оформите это надлежащим образом, и я подпишу завещание.
– Вы желаете информировать племянника о вашем решении, месье Дорохов? угодливо спросил Леклерк.
– Нет, пока не надо. Я еще хочу пожить, а как помру, узнает... Держать это завещание в строгом секрете, вы поняли меня?
– Месье, это моя работа!
– обиделся Леклерк.
– Как вы можете напоминать мне об этом?
– Пошутил, - проворчал старик.
– Знаю я вас, крючкотворов. Не сердитесь на меня, сами знаете, что тут творится. Мне самому надо еще входить в наследство сына. Я ведь его единственный наследник, как это ни ужасно, добавил он, откашливаясь.
– Все это будет оформлено в кратчайшие сроки и для вас совершенно не обременительно.
– Для меня сейчас все обременительно, Леклерк. Каждое движение. Доживите до моих лет, узнаете.
– Куда мне до вас, месье Дорохов? Я в свои пятьдесят три имею десятки болезней. А вы имеете шанс попасть в Книгу рекордов Гиннесса как долгожитель.
– Страсть как мне это нужно... А вообще-то интересно было бы отметить столетний юбилей.
Но до него без малого два года, я не дотяну, Леклерк... Я чувствую все...
– Боже мой! Кому бы жаловаться, месье? Вы сами ходите, вы все видите, слышите. У вас железное здоровье, не дай бог сглазить. Моя теща лет на пятнадцать моложе вас, так она не встает с постели и абсолютно ничего не слышит.
– А как поживает ваша жена, Леклерк?
– из вежливости спросил Дорохов.
– О, моя жена недавно вернулась из России.
Если вы помните, она переводчица с русского языка, да вы сами давали ей консультации по поводу некоторых трудно переводимых русских оборотов, усмехнулся Леклерк.
– Да, - поддержал его Дорохов.
– В русском языке есть такие словечки, что вам, французам, и не снились. И один черт знает, как их перевести на ваш язык. Ну, и что она рассказывает про Россию?
– Ничего хорошего, месье. Каждый день взрывы, убийства. Зарождение капитализма в самой грязной, варварской форме.
– Да, если бы не семнадцатый год, все это произошло бы по-другому, и сейчас мы жили бы не хуже вас, то есть они жили бы не хуже нас, - поправился Дорохов и сам засмеялся своей шутке. Угодливо осклабился и Леклерк.
Затем он аккуратно составил завещание, и Дорохов подписал его.
– Все, Леклерк, идите теперь. Я очень устал.
Эй, Жан-Пьер, где он там? Тьфу ты, я забыл про звонок.
Он нажал кнопку звонка, и через полминуты в дверях появился Жан-Пьер.
– Проводи господина Леклерка и отведи меня в спальню. Я так устал, мне надо прилечь. Что мне сегодня так плохо? Какое нынче число?
– Двадцать третье сентября, месье.
– Я и сам знаю, что сентября. Еще бы сказал, какой сейчас год. Двадцать третье... Господи, ведь завтра день рождения Клер... Я обычно в этот день езжу в церковь. Но на сей раз вряд ли смогу.
Машины готовы к поездке, Жан-Пьер?
– Все ваши машины в идеальном порядке, месье Жорж. Вы можете ехать в церковь на любой.
– Если я поеду, то, пожалуй, на "Кадиллаке".
Он солиден и подходит моему возрасту. И цвет его вполне траурный. Хоть на кладбище в нем.
Кстати, я не дал распоряжений о своих похоронах, Леклерк. Я не знаю, где меня хоронить - на Пер-Лашез, где лежит несчастная Клер, или на русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа, где покоятся мои братья по оружию, генерал Дроздовский, например.
– Что у вас за похоронные настроения, месье, - угодливо проворковал Леклерк.
– Обычные для моего возраста настроения.
А то я подумал об имуществе и не подумал о своем теле. Как же мы все, однако, материалистичны... Нет, все же лучше к Клер, мои боевые товарищи простят меня. Учтите это, Леклерк, и ты, Жан-Пьер.
Леклерк удалился. Жан-Пьер отвел старика в спальню. Но не успел он помочь ему лечь в постель, как сообщили, что пришел инспектор Леруа.
– Раз пришел, наверное, что-то важное, - сказал Дорохов и велел проводить его в гостиную.