Менялы
Шрифт:
Там сидели с мрачными лицами Джером Паттертон и Роско Хейворд. К ним присоединился Алекс Вандерворт. Он тоже был серьезен, хотя чем дальше шел разговор, тем меньше он в нем участвовал — сидел с задумчивым выражением и лишь раз или два усмехнулся.
Четвертым на совещании был молодой и дотошный главный экономист банка Том Строган, пятым — Дик Френч, вице-президент по связям с общественностью.
Френч, грузный и мрачный, вошел, жуя незажженную сигару, с кипой полуденных газет, которые он одну за другой разложил перед остальными.
Джером Паттертон, сидевший за своим столом, развернул одну из них. Прочтя
— Это гнусная ложь! Надо подать в суд на эту газету.
— Судить их не за что, — со свойственной ему прямотой заявил Френч. — Газета ведь этого не утверждает. Это написано в форме вопроса, и в любом случае они кого-то цитируют. Да и само это утверждение не было злонамеренным. — Он стоял, всей своей позой как бы говоря: «Хотите верьте, хотите нет», руки заложены за спину, сигара торчит, как нацеленная торпеда.
Гнев ударил в лицо Паттертону.
— Нет, было, — выпалил Роско Хейворд. Он стоял в стороне, возле окна, и теперь повернулся к остальным четверым. — Все это устроено злонамеренно. Любому дураку ясно.
Френч вздохнул:
— Хорошо, скажу все как есть. Кто бы ни стоял за всем этим, он разбирается в законах и связях с общественностью. Все случившееся, как вы это называете, умно придумано, чтобы создать видимость дружелюбного и участливого отношения к банку. Ну хорошо, мы знаем, что это не так. Но вы этого никогда не докажете, и предлагаю больше не тратить времени на разговоры об этом. — Он выбрал одну из газет и раскрыл первую полосу. — Одним из оснований для моего царского жалованья является то, что я — большой специалист по части новостей и средств массовой информации. Сейчас мой опыт подсказывает, что этот репортаж — написанный и изложенный честно, нравится вам это или нет, — распространяется всеми информационными агентствами страны и будет опубликован. Почему? Да потому, что это битва Давида с Галиафом, вонь которой привлекает внимание людей.
Том Строган, сидевший возле Вандерворта, тихо произнес:
— Я это могу частично подтвердить. Сообщение это уже появилось в обзоре Доу-Джонса, после чего наши акции сразу упали ещё на одну отметку.
— И еще, — продолжал Дик Френч, как будто его и не перебивали, — мы наверняка сможем увидеть себя в «Вечерних новостях» по телевидению. Много сообщений пройдет по местным станциям, и по-моему, мы будем и на трех основных каналах. И если какой-нибудь составитель программы пропустит фразу «банк находится в затруднительном положении», — держу пари — я проглочу телевизор.
— Вы закончили? — холодно поинтересовался Хейворд.
— Не совсем. Я просто хотел сказать, что, выброси я весь годовой бюджет, отведенный на связи с общественностью, лишь на то, чтобы попытаться испортить репутацию банка, мне не удалось бы так повредить, как это сделали вы, ребята, без всякой помощи.
У Дика Френча была своя теория. Заключалась она в том, что человек, хорошо выполняющий обязанности по связи с общественностью, должен каждый день, приходя на работу, быть готовым рискнуть своим местом. Если опыт и знания требовали, чтобы он сказал начальству неприятные вещи, которые начальство предпочло бы не слышать, и быть при этом прямолинейно откровенным, значит, так и нужно поступать. Откровенность ведь входит в умение строить взаимоотношения с общественностью — это способ привлечь внимание. Не делать этого или добиваться благосклонности тихим и неприметным поведением — значит не справляться со своими обязанностями.
В иные дни приходилось быть предельно прямолинейным. Сегодня был как раз такой день.
Роско Хейворд, нахмурясь, спросил:
— Мы уже знаем, кто организаторы?
— Конкретно нет, — ответил Френч. — Я говорил с Ноланом — тот сказал, что занимается этим. Но это ничего не меняет.
— А если вас интересуют последние новости из центрального отделения, — вставил Том Строган, — то, перед тем как прийти сюда, я там был. Демонстранты по-прежнему заполняют зал. Почти никто из обычных клиентов не может пройти внутрь.
— Это не демонстранты, — поправил его Дик Френч. — Давайте будем точными, раз уж мы говорим об этом. В толпе нет ни одного плаката или лозунга, если не считать, может быть, «Акт надежды». Все это клиенты, и в этом наша проблема.
— Ну хорошо, — сказал Джером Паттертон, — если вы так в этом разбираетесь, что вы можете предложить?
Вице-президент по связям с общественностью пожал плечами:
— Вы, ребята, выдернули ковер из-под «Форум-Ист». Вам и засовывать его обратно.
Лицо у Роско Хейворда стало жестким. Паттертон повернулся к Вандерворту:
— Алекс?
— Вы знаете, что я думаю, — сказал Алекс. Он заговорил впервые. — С самого начала я был против сокращения финансирования. И я по-прежнему против.
— Тогда вы, наверное, в восторге от всего происходящего, — саркастически заметил Хейворд. — И мне кажется, вы с радостью уступили бы этим скотам и поддались бы на их угрозы.
— Нет, я отнюдь не в восторге. — Глаза Алекса гневно сверкнули. — Мне больно и неприятно видеть банк в такой ситуации. Я считаю, что все это можно было предвидеть, а именно: что будет реакция, будет сопротивление. Однако самое важное сейчас выправить положение.
Хейворд презрительно усмехнулся:
— Так, значит, вы все-таки отступите перед их угрозами. Как я и говорил.
— Отступим мы или не отступим — это сейчас несущественно, — холодно ответил Алекс. — Вопрос в другом: были мы правы или ошиблись, сокращая финансирование «Форум-Ист»? Если мы ошиблись, надо подумать и смело признать свою ошибку.
— Передумаем мы или нет, — сказал Джером Паттертон, — если мы пойдем сейчас на попятную, то все будем выглядеть достаточно глупо.
— Джером, — произнес Алекс, — во-первых, я этого не считаю. А во-вторых, какая разница?
— Финансовая сторона дела меня не касается, — вмешался Дик Френч. — Это мне известно. Но я вот что вам скажу: если мы сейчас решим изменить нашу политику в отношении «Форум-Ист», то будем выглядеть хорошо, а не плохо.
— Если смелость здесь что-то значит, — ядовито произнес, обращаясь к Алексу, Роско Хейворд, — то я могу сказать, что вы её лишены начисто. Вы просто-напросто отказываетесь сопротивляться толпе.
Алекс нетерпеливо потряс головой:
— Перестаньте разглагольствовать, как шериф из маленького городка, Роско. Иногда нежелание изменить неправильное решение — это ослиная тупость и ничего больше. Кроме того, те люди в центральном отделении — не беспорядочная толпа. Каждое полученное нами сообщение свидетельствует об этом.