Меняю совесть на шоколадку
Шрифт:
– Ну что, Фунтик, скинемся?
Приоткрыв глаза ровно настолько, чтобы видеть и в то же время не привлекать к себе внимания, я увидел Сеню сидящего на сундуке. В руках он покручивал колоду карт. И не просто покручивал, а выделывал с ней такое, что я допрежь только в кино и видел. Карты порхали в его руках, извивались змейкой, рассыпались веером и, словно сами по себе, как живые, выползали из колоды. А в глазах Сени горел такой похотливый огонек, что и без комментариев было видно – страстишка у него не шуточная. И видать игрок он не из последних, если этакое с колодой вытворяет. Я бы с таким за игру не сел, ни под каким видом. Ежу понятно, что фарт будет на его стороне. А Фунтик, балда, немедленно согласился. Хотя, может и не такой уж балда. Едва ли не знает Сениных возможностей. Потому что сев напротив, на венский стул, который под его тушей жалобно скрипнул, однозначно предупредил:
– Ладно, по сотке баксов. Но смотри, фраер, будешь мухлевать – в репу засвечу, так и знай. Известны мне твои фокусы.
Сеня аж подскочил на сундуке с видом оскорбленного достоинства:
– Да ты что, в натуре?! А что же по сотке?.. – и вкрадчиво, змей подколодный, предложил, – А по штуке слабо?
С минуту Фунтик мучительно размышлял, разрываясь между жадностью, и возможностью халявного навара. Искушение оказалось сильнее.
– А давай. Но смотри у меня…
– Понял, понял. Чуть что, – сразу в репу.
И тут Вольф, до сих пор не встревавший, подал голос с кровати, оторвавшись от очередного номера журнала:
– Если будете базланить, я вам обоим чавки начищу.
На том и порешили. Вольф продолжил читать, интеллигент хренов, Сеня с Фунтиком принялись азартно резаться в «очко», а я, позабыв про сон, исподтишка за ними наблюдал. И кроме Сениной виртуозности владения колодой, заметил за ним еще одну пикантную особенность. Время от времени он, войдя в азарт, и потому бессознательно, опускал руку вниз, и… Как бы это сказать поприличнее… Почесывал свое мужское достоинство. Может, болезнь у него дурная, или просто привычка такая нехорошая, леший его знает. Но мне это на руку. Ах, как славно то все складывается. Как все чудненько. И колода у них стандартная. Карты «атласные», какой там ГОСТ и артикул не знаю, да мне и без надобности. Главное, что у Анны Михайловны точно такая же колода лежит в сундуке, на самом дне. Видать, коротала здесь вечера с соседями за партией в подкидного дурака. Теперь дело остается за малым. И если все удастся…
С этой счастливой мыслью я и задремал. И, видит Бог, никогда еще я не спал так сладко и с такой надеждой в сердце.
Проснулся я от увесистого пинка в бок. Фунтик возвышался надо мной всей своей тушей, и, судя по его мрачной больше обычного физиономии, настроение у него было мерзейшее. Как и ожидалось, фарт был не на его стороне. Видно не мало он «косарей» просадил красавчику Сене. Тот, напротив, блаженно ухмылялся, с прищуром глядя на несчастного Фунтика. Похоже, свою долю он увеличил солидно.
Бесцеремонно схватив за воротник, Фунтик легко вздернул меня, поставил на ноги, и пробурчал:
– Пошли, лошара. Метель стихла, жратву надо искать.
Наспех глотнув остывшего чая, я попросил сидевшего на сундуке Сеню:
– Мне в сундук надо.
Тот неприязненно вызверился:
– Чего тебе там надо?
– Струны.
– Какие, на хрен, струны? Ты чего гонишь, балалаечник?
Я терпеливо пояснил, моля Бога, чтобы он не сунулся в сундук сам:
– Гитарные. Я из них петли делаю. Иногда, бывает, косые петли рвут и с собой утаскивают. Возьму на замену штуки три.
– Дай ему, – отозвался с кровати Вольф.
Сеня неохотно встал и направился в кухню. Слышно было, как он загремел кружкой в ведре с водой. А я, с замирающим сердцем, стянул с сундука домотканый коврик, откинул крышку, и нырнул в темное нутро сундука.
Струны я нащупал сразу, они всегда лежат сверху. А вот колода карт завалена всяким барахлом, и вытащить ее на ощупь оказалось непросто. Но это еще не все. Для моего плана необходимо было в полутьме сундука отобрать из колоды нужные карты. Причем так, чтобы никто этого не заметил. И вот тут я завис. Пальцы у меня не такие ловкие, как у Сени, и на ощупь взять четыре туза и три дамы мне удалось не сразу. Фунтик даже рявкнул на меня от двери:
– Ну, скоро ты, баран?!
– Сейчас, сейчас. Зацепилась, зараза! Ага, есть.
Уф-ф-ф… Удалось. Кажется, еще шестерка пик попалась. Захлопнув крышку, я постелил на место коврик, и аккуратно вложил под него разложенные веером карты. Вот теперь можно и прогуляться.
В сенях я попытался взять лыжи, но Фунтик ткнул меня в спину, и пролаял:
– Пошел! Вперед!
– Да ведь намело то как!
– Ничего, так пройдешь. Случай чего мне за тобой гоняться неохота. И вообще, от меня больше чем на пять шагов не отходить. Бегать я за тобой не стану, пуля догонит. Просек?
Ну, без лыж, так без лыж. А ведь была хоть крохотная, но надежда, что удастся улизнуть от этого увальня. Замотал бы его на участках, оторвался, а там ищи меня. В общем – облом…
Как я и предполагал, зайцев попалось всего ничего. Из двенадцати петель только три были с добычей, да и то в одну попался какой то заморыш, совсем еще молоденький. А потоптались мы с Фунтиком изрядно, почти по самое янь в снегу. Рыжий от такой прогулки и вовсе озверел, и все чаще на меня поглядывал с откровенным вожделением. Если бы не приказ Вольфа не трогать меня, то, пожалуй, и грохнул бы со зла. На пике злобы он не выдержал, и наорал:
– Ты че, козел, специально меня таскаешь?! Я тебе, чмо, экскурсант что ли? Где вся живность, мать твою!!!
Вполне натурально изобразив испуг, я попытался оправдаться:
– Да ты что, Фунтик? Они что, по моему приказу, что ли в петли лезут? Я ж говорил – метет.
– Ну, давай быстрее, падла. Сколько тут еще зад морозить?
Помявшись, предвидя бурю, я несмело пробубнил:
– Так ведь грохнуть их надо. Не живьем же тащить.
– Ну, так грохни!
– Не могу. Я всегда лыжей по башке бил. А голыми руками как же?
– А-а-а, мать твою, сопля!
Рыжий, со всего маха, врезал верещавшему в петле косому в бок огромным ботинком. Бедный зайчишка шваркнулся башкой о ствол яблони, и затих. Из ноздрей засочилась ярко-алая кровь на сахарный по своей белизне снежок. Несколько секунд я оцепенело смотрел на мертвого косого, чувствуя, как ледяные мурашки страха струятся между лопаток. Аж в затылке от ужаса похолодело. Я не слюнтяй и не святой, и самому уже сотни раз приходилось добивать зайца в петле. Но такого отвращения, такой тоски еще ни разу не испытывал. Придет время, этот громила и меня вот так же…