Меняю совесть на шоколадку
Шрифт:
– Тебя, лох копеечный, сразу кончить, или помучить?
Я пожал плечами:
– Да без разницы.
– Что, в самом деле, все равно?
– Ага. Держи.
– Чего держать?
– А вот это!
И я с размаху выплеснул ему в рожу содержимое банки. Коктейль в ней не хитрый, но действенный. Состав простой: немного воды, «Белизна» и стиральный порошок. Воды я добавил из жалости. Если повезет – то не ослепнет, концентрация не смертельная. Но на пару минут ориентацию в пространстве потеряет точно.
Так оно и случилось. Охнув, Сеня схватился одной рукой за глаза, замычал от дикой боли и начал наотмашь рубить ножом воздух. Пару раз едва не задел, паразит. Потом я шандарахнул его по руке ребром лыжи, нож полетел в угол, за ним следом последовал и пистолет, который я исхитрился выдернуть из-под ремня. Для надежности я врезал Сене лыжей по башке, но толи лоб у него толоконный, толи в от болевого шока, но он не вырубился. Скверно. Пришлось добавить еще раз, и в полубессознательном состоянии тащить его за шиворот. А до чего тяжел, зараза! Чтобы он хоть как-то мне помог, пришлось обнадежить:
– Не дергайся, к воде приведу, глаза промоешь. Не дергайся, сказал! Ведь ослепнешь, болван!
Подействовало. Сопротивляться он перестал, и почти покорно потащился за мной. Прямо к погребу, люк которого был по-прежнему открыт, и откуда доносился рев Фунтика, обещающего лютую смерть и мне, и Сене. Церемониться я особо не стал, и просто спустил Сеню вниз по лестнице. При этом отчетливо хрустнула пара старых ступеней, которые я уже недели две как хотел обновить, и даже доски для этой цели приготовил. Вспомнив про доски, я вернулся в сени, прихватил пару штук покрепче и с десяток гвоздей двухсоток. Закатил тяжеленный сундук на люк, оставив края свободными, и намертво приколотил крышку досками. Ну вот, теперь при всем желании изнутри открыть не удастся. Тем более что ступеньки сломаны. Разве что подпрыгивать, и башкой биться. И только после этого крикнул Сене:
– Там в углу баллон с водой. Промой глаза. Слышь, нет?
Сеня промычал что-то невнятное, и блаженно заохал. Видно, нашел воду. Ну, и ладно, значит зрячим останется, одним грехом на мне меньше. А теперь пора и о себе подумать.
О том, чтобы остаться здесь, не могло быть и речи. Куда идти я пока представления не имел, но это решится в свое время. Главное, что я теперь при деньгах. А как же? Зря я, что ли, трое суток под смертью ходил, и столько мучений от этих вахлаков перенес? Спортивная сумка с деньгами теперь мой законный трофей. Оно, конечно, не хорошо красть, но ведь не я же первый это сделал. Вернуть деньги? Кому? Государству? Банку? Или откуда они там? Нет уж. В свое время государство не сумело меня защитить от таких вот бандюков, когда они меня вышвырнули из законной квартиры, и ни в одном банке мне не дали ссуды как безработному, хотя и паспорт у меня тогда еще был. Это уже позже мой последний и единственный документ братки отобрали для своих целей, и остался я бомжем безымянным. Так что деньги теперь принадлежат мне. Ну, еще семьям погибших инкассаторов, включая неведомого мне Гошу. Хоть, наверное, и сволочь он преизрядная, если на сговор с Вольфом пошел, но ведь семья-то его в этом не виновата. Найти их семьи вполне реально, по газетным публикациям (ведь будут же об ограблении писать) и через справочное бюро. Ну, и, разумеется, кое-что и добрейшей Анне Михайловне перепадет, в качестве моей благодарности, и компенсации за нанесенный ущерб. Представляю, какой ее сюрприз ждет по весне… Хотя нет, до весны, пожалуй, ждать не стоит. Адресок ее я знаю, обнаружил как-то письмецо, адресованное ей родственниками, видно забыла увезти домой.
Устроив ревизию сумки, я насчитал почти триста тысяч долларов и около пятнадцати миллионов рублей. Странно, сумма не ахти, какая значимая, неужели же Вольф, опытный бродяга, пошел на убийство ради таких смешных, по нынешним временам, денег? Хотя, он, пожалуй, убийство и не планировал, а произошло все по дурной инициативе Фунтика и Сени. Зря он, что ли, так зол на них?
Только я подумал про Вольфа, как тот неожиданно для меня застонал, и прошептал едва слышно:
– Помоги…
Матерь божья, да ведь он жив! Это с тремя то дырками? Одна пуля из Сениного «ТТ» попала чуть выше сердца, вторая зацепила шею. Третья разорвала рукав и задела мякоть руки. Рана в шею не смертельная, но кровищи на пол набежало изрядно. Взяв из предосторожности пистолет Фунтика, который Сеня так и оставил на столе, я обшарил Вольфа. При нем пистолета не было. Обнаружился он под подушкой. Видно, в последний момент Вольф хотел выдернуть ствол, да не успел, так и рухнул возле кровати. Сложив в несколько раз полотенце, я зажал рану на груди Вольфа, и прижал полотенце его рукой.
– Держи. Держи и не отпускай, а то кровью истечешь. Шею я сейчас забинтую.
Бинт у меня на всякий случай имелся, как раз хватило, чтобы приостановить кровь. Порванный пулей шнурок на шее Вольфа, с каким-то то ли мешочком, то ли ладанкой, я отбросил в сторону. Вольф при этом протяжно простонал, и потянулся за мешочком рукой. Однако сил не хватило, и он рухнул обратно на пол. Подложив ему под голову его же куртку, я взял мешочек в руки. Мешочек как мешочек, синий, замшевый. Внутри что-то похрустывает. Раскрыв его, я высыпал содержимое на ладонь, и едва не лишился речи. На моей грязной, мозолистой ладони заиграла бликами россыпь бриллиантов, часть из которых посыпалась на пол. Вот ни себе фига! Так вот оно что на кону! Я насчитал тридцать штук, каждый не меньше двадцати каратов. Вот из-за чего сыр-бор! Не зря их Вольф у себя на шее прятал. А простаки Фунтик с Сеней полагали, что взяли только деньги. Уж не знаю, как Вольфу удалось камушки скрыть, но факт, как говорится, на лицо. Ах, Вольф, Вольф, старый бродяга. А как же «понятия», как же воровской «закон»? Даже я знаю что за «крысятничество» бывает. Да теперь, при всем твоем авторитете, параша тебе родной станет…
А Вольф, надо отдать ему должное, сделал верный ход. Глядя на меня с бессильной злобой, он все же предложил:
– Слышь, как там тебя… Ладно, твоя взяла. Если бы не этот сучонок Сеня… Хочешь долю? Двадцать процентов?
Я покачал головой. Вольф упорствовал:
– Тридцать?.. Пятьдесят?! Да ты прикинь, сколько это нулей. В баксах! Ты же таких денег даже во сне не видел никогда! Ну, послушай, послушай… Вот здесь, возьми. В кармане.
– Что там?
– Да возьми, не бойся. Мобильник.
Пошарив в кармане, не опуская из предосторожности пистолет, я действительно вытащил мобильник. Надо же, и аккумулятор все еще заряжен. Вольф, облизав пересохшие губы, попросил:
– Позвони… Номер скажу. Приедет мой человек, и все устроит. В шампанском до конца жизни купаться будешь.
Ах, вот оно что. Его человек знает, куда приехать. Значит, не случайно все? Не дуриком они на мою избушку наскочили. А я то подумал, что это фортуна ко мне очередной раз задом повернулась. А задом у фортуны, – лицо старого зека Вольфа…
Не спрашивая, а, почти утверждая, я поинтересовался:
– Вольф, ты ведь сюда не случайно пришел?
– Не случайно.
– И про меня знал?
– Про тебя не знал, знал про сады. Подельник мой сюда частенько на охоту приезжает. Мы и договорились, что я здесь дня три отсижусь. Брюлики его. Из его фирмы. Их отправили в банк на хранение, застраховав на большую сумму. Так что он получает и камушки, и сумасшедшую страховку. Я в доле. А Гоша, инкассатор, мой человек. Смерти его я не хотел, это Сеня палить начал. Так что…
– Ладно… Скажи, а батарейку ты зачем убрал? Ведь не стали бы в новостях про бриллианты говорить. Никогда бы менты такой информацией с журналистами не поделились. Выходит, зря ты это затеял, и на этом же спалился.
– Да не поэтому. Просто я действительно громкой музыки не люблю, а Сеня постоянно гоняет всякую хрень. Ну, я и подменил одну батарейку, чтоб на нервы не капал.
Вот тебе бабушка и хренов день… У меня едва челюсть не отвисла. Это значит, я на пустом месте предположение сделал, и угодил в самую точку? Бывают же чудеса. Видно и впрямь кончилась черная полоса в моей жизни, если такая везуха пошла. А Вольф, со скрытой надеждой посмотрев на меня, переспросил: