Мера хаоса. Трилогия
Шрифт:
Потом накатила истома, мягко обволокла тело, и Хорст погрузился в нее, смутно удивляясь: неужели может быть сон внутри сна?
А затем он открыл глаза и понял, что наступило утро. Авти, судя по отсутствию храпа, не спал. Шут ворочался на койке, та скрипела, как потертое седло, сквозь окно нахально лез яркий весенний свет. И что самое странное— терзавший с вечера голод куда-то исчез, в брюхе ощущалась приятная тяжесть.
— Ну что, когда отправимся? — спросил Хорст, сплюнув непонятно как попавшую в рот шерстинку.
— Да прямо сейчас, — шут зевнул так
— Собственно говоря, ничего. — Хорст откинул одеяло, холодок мгновенно вцепился в тело, заставляя двигаться быстрее. Спешно натянул сапоги, потянулся так, что хрустнули суставы.
— А ты никуда ночью не выходил? — поинтересовался шут, когда они выбрались из святилища.
— Нет, никуда. — Хорст удивленно нахмурился. — А чего?
— Да так. — Авти почесал бороденку, хмыкнул. — Я проснулся, чтобы по нужде сходить — глядь, а тебя и нет. Одеяло лежит, а под ним никого. Я чуть не сел, решил, что ты отправился местную сокровищницу грабить!
— А что, она тут есть?
— Вряд ли. — Шут покачал головой. — Так что напугал ты меня, изрядно.
— Не знаю. — Хорст пожал плечами. — Спал я и не выходил никуда. Может, и твоя нужда тебе приснилась!
— Может быть, может быть, — пробурчал Авти, но, судя по тону, которым он произносил эти слова, он вовсе не был в них убежден.
Они шагали через лес. Шумели деревья, пели птицы, а солнце, поднимаясь выше и выше, заливало мир потоками лучистого золота.
— Благодарю вас, господа, благодарю, — содержатель постоялого двора кланялся, не переставая, точно слабая шея не в силах была держать голову, — окажетесь в наших краях — заходите еще…
— Чтобы мы зашли, вам бы надо извести клопов, — наставительно заметил Авти, ночью покусанный вредными насекомыми, — и сказать повару, что мясо нужно не сжигать, а поджаривать!
Хорст рассмеялся, а хозяин вымученно улыбнулся, но на мгновение в его глазах промелькнуло нечто вроде мстительной радости: смейтесь-смейтесь, но скоро придет и мое время.
— Чего-то мне этот тип не понравился, — сказал Хорст, когда они вышли на дорогу, — словно камень за пазухой держал…
— Мало ли кто кому не понравился, — шут покачал головой, — я вот тоже почти никому не симпатичен. И что?
— Ничего, — ответил Хорст, перепрыгивая лужу. Привело это лишь к тому, что он угодил в следующую, и в стороны полетели веселые коричневые брызги. — Укуси меня Хаос!
Дорога напоминала канаву, наполненную жидкой грязью. Умирающий под лучами солнца снег заполнил все вокруг бесцветной кровью. От поля, где обнажились большие куски черной почвы, несло запахом сырой земли. Там бродили деловитые грачи, похожие на крошечных могильщиков.
— Эх, хорошо, — Авти огляделся, вздохнул полной грудью. — Для таких, как я, посещение храма Порядочного Фрилло просто необходимо. Впервые за многие годы ощущаю покой в душе… Не грех в таком душевном состоянии и умереть!
— Ладно тебе болтать… — одернул его Хорст и оборвал фразу на полуслове. Рядом с дорогой, в зарослях,
Кусты на обочине затрещали, и еще до того, как оттуда появились воины в сверкающих кольчугах, Хорст вытащил меч, а в руках Авти засверкали ножи.
— Ну, ни хрена себе? — воскликнул шут, глядя на обнаженные клинки. — Чего вам от нас надо?
Никто не ответил. Сзади донесся конский топот. С неприметной дорожки, которую приятели миновали совсем недавно, один за другим выворачивали всадники. Видны были украшенные гербами щиты.
— Мало похожи на разбойников! — прохрипел Хорст, отбивая первый удар.
Один из кинжалов свистнул в воздухе, раздался крик, и дергающееся тело с хлюпаньем упало в грязь. Второй бросок не удался, и шут, громогласно ругаясь, ринулся к лесу.
На Хорста насели сразу трое, и он отражал их натиск лишь благодаря тому, что его хотели взять живьем. Сам бывший сапожник рубил, не опасаясь, и даже ухитрился ранить одного из противников. Но когда Авти сбили ловкой подсечкой, а потом шарахнули по голове, кинуться ему на помощь он уже не сумел.
Конский топот нарастал, он звучал уже рядом.
— Твари! — рявкнул Хорст, бросаясь в сторону, чтобы его не сбили лошадью. Нога предательски поехала, он пошатнулся, пытаясь восстановить равновесие, но что-то тяжелое ударило в спину.
Увидев несущиеся навстречу кусты, он выставил руки. Затрещали ветви, щеку рвануло болью. Он вскочил, вслепую отмахнулся, меч со звяканьем во что-то врубился, раздался вскрик.
Еще один удар пришелся по затылку. Хорст закружился на месте, успел сообразить, что падает, после чего всякое понимание того, что происходит вокруг, закончилось…
Выныривать из беспамятства оказалось так же тяжело, как взбираться по приставной лестнцце, имея из всех конечностей только одну ногу. Хорст ощущал, как его тащит через узкий черный коридор, чьи стенки усеивали зубы самого разного размера, но все до одного острые.
А потом он просто открыл глаза.
И в первое мгновение решил, что лишился зрения. Он ничего не видел, точно угодил в облако угольной пыли или сидел в пещере где-то на глубине в сотню размахов.
И еще что-то не так было с конечностями. Хорст подумал сперва, что они переломаны — пошевелить пальдами удавалось с большим трудом. Лишь потом осознал, что ноги забиты в тяжелые колодки и от долгой неподвижности затекли, а руки висят на цепях, и к каждому пальцу привязана толстая и длинная палочка, так, чтобы его нельзя было согнуть.
Вдобавок ко всем этим прелестям шею плотно облегал ошейник, натерший кожу, а кляп во рту удерживала обернутая вокруг головы веревка. У Хорста оставалась одна возможность: сидеть так, как его посадили, и чуточку елозить. Из звуков он мог издавать лишь сопение.
Чувства возвращались медленно — слух уловил далеко во мраке негромкое журчание, обонянию стали доступны вонь немытого тела и смрад нечистот, смешанные с горьким ароматом камня. Заболела щека, где после схватки, судя по всему, остался шрам.