Мера отчаяния
Шрифт:
— Она весь вечер просидела дома, со мной и с нашими детьми. После половины восьмого никто из нас не выходил на улицу, в это время мой сын вернулся от приятеля, с которым вместе делал уроки. — Он вдохнул, готовясь отвечать на следующие вопросы, но Патта молчал, тогда Брунетти выдохнул и без лишних слов покинул кабинет.
Синьорина Элеттра оторвалась от бумаг, лежавших на ее столе, и, даже не пытаясь скрыть любопытства, спросила:
— Ну как?
— Дело — мое, — сказал
— Но это же безумие! — воскликнула синьорина Элеттра, не в силах сдержать эмоции. Потом торопливо добавила: — В смысле, журналисты придут в неистовство, когда узнают.
Брунетти пожал плечами. Он едва ли мог что-то сделать, чтобы обуздать напор прессы. Не ответив на ее замечание, он спросил, указывая на бумаги перед ней:
— Это те самые сведения, которые вы искали, а я попросил вас прекратить?
Она мысленно просчитала, стоит ли отвечать правду. Ведь она отказалась исполнить недвусмысленное распоряжение начальника, то есть ее можно было обвинить в неподчинении и нарушении субординации, что грозило увольнением и концом карьеры.
— Конечно, комиссар, — храбро ответила она.
— Сделайте мне копию.
— Это займет несколько минут. Все хранится тут, — пояснила она, указав рукой на монитор.
— Где?
— В файле, который никто, кроме меня, не найдет и не откроет.
— Никто?
— Разве что, — сказала она с оттенком гордости, — кто-нибудь, обладающий моими знаниями и способностями.
— А такие есть?
— Здесь — нет.
— Хорошо. Принесите документы ко мне в кабинет, когда распечатаете, ладно?
— Слушаюсь, комиссар!
Он махнул ей рукой и стал подниматься по лестнице.
Брунетти сразу же связался с Риццарди: патологоанатом находился у себя в кабинете, в больнице.
— Ты уже провел вскрытие? — спросил комиссар, представившись собеседнику.
— Нет, оно начнется через час. У меня тут сначала самоубийство. Девушка, всего шестнадцать лет. Ее бросил приятель, и она выпила все снотворное матери.
Брунетти вспомнил, что Риццарди поздно женился, и у него есть дети-подростки. Две дочери.
— Бедняжка, — расстроился он.
— Да-а… — Риццарди выдержал паузу, потом продолжил: — Думаю, сомнений быть не может. Убийца воспользовался тонким проводом, возможно, в пластиковой обмотке.
— Например, электрическим?
— Да, вероятнее всего. Мне надо взглянуть поближе, и я тебе точно скажу. Может, речь идет о двойном проводе, каким подключают стереоколонки. На шее остался слабый, но различимый второй отпечаток, параллельно с первым. Впрочем, есть также вероятность, что убийца просто на минуту ослабил петлю, чтобы потом сжать поплотнее. Мне нужно посмотреть под микроскопом, тогда я буду знать наверняка.
— Как думаешь, мужчина или женщина? — спросил Брунетти.
— Я бы сказал, оба варианта возможны. Это под силу и мужчине, и женщине. Если с удавкой в руках заходишь сзади, у жертвы нет шанса выжить, сила тут не играет роли. Но душат обычно мужчины. Видимо, женщинам кажется, что они недостаточно сильны для этого.
— И на том спасибо, — сказал Брунетти.
— Мне сдается, под ногтями левой руки что-то есть.
— Что?
— Кожа, если нам повезет. Или ткань с одежды убийцы. Нужно взглянуть поближе — тогда скажу.
— Этого будет достаточно, чтобы опознать убийцу?
— Если ты его найдешь, то да.
Брунетти переварил информацию и задал следующий вопрос:
— А время смерти?
— Мне нужно сначала заглянуть внутрь. Но жена видела его, выходя из дома в семь тридцать, а вернувшись в начале одиннадцатого, обнаружила труп. Так что особых сомнений тут быть не может, и вряд ли я смогу обнаружить нечто, позволяющее установить время смерти более точно. — Тут Риццарди на мгновение прикрыл телефонную трубку рукой и заговорил с кем-то, находившимся с ним вместе в комнате. — Мне нужно идти. Они уже положили ее на стол. Я пришлю тебе результаты завтра.
Брунетти даже не успел поблагодарить его: Риццарди повесил трубку.
Комиссару не терпелось поговорить с синьорой Митри, но он заставил себя остаться в кабинете и дождаться, пока синьорина Элеттра принесет ему сведения о Митри и Дзамбино, это произошло минут через пять.
Она вошла, постучав, и молча положила на стол две папки.
— Какая часть этих материалов общеизвестна? — спросил Брунетти, глядя на папки.
— Многое взято из газет. Однако кое-что получено из банков и юридических документов различных компаний.
Брунетти не смог сдержаться:
— Как вам удается добывать такие сведения?
В его голосе звучало лишь любопытство, но не похвала, поэтому она не улыбнулась:
— У меня есть друзья в городской администрации и среди служащих банков. Иногда я прошу их разведать для меня кое-что.
— А что вы сообщаете им взамен? — поинтересовался Брунетти: этот вопрос мучил его годами.
— Большая часть нашей внутренней информации, комиссар, вскоре становится достоянием гласности, хотя до широкой общественности доходит не всегда.
— Это не ответ, синьорина.
— Я никогда не выдавала секретную полицейскую информацию людям, не имеющим права ее знать. Вы ведь именно об этом спрашиваете?
— Не имеющим права? Законного или морального? — ответил он вопросом на вопрос.
Она долго изучала его лицо, затем ответила:
— Законного.
Брунетти знал, что единственной достойной платой за информацию может быть только другая информация, поэтому продолжил настаивать:
— Так чем же вы все-таки расплачиваетесь за услуги?