Мера прощения
Шрифт:
– По делу? – спрашивает он тем тоном, который считает деловым. Перенял его у портовых фарцовщиков.
– Да.
– Торопишься. Тебе ведь еще месяц гулять?
– Потом отгуляю. По морю затосковал.
– Не понял. – Он смотрит на меня так, будто знает что-то важное, что должен знать и я.
– На другом пароходе хочу сделать рейс, – сообщаю я, делая паузу и называю судно.
Капитан-наставник смотрит на меня непонимающе, пытается сообразить, что значит этот мой маневр.
– Но оно же не в моей группе судов. Придется передавать твое личное дело, потом забирать.
– Придется, – соглашаюсь
– А как же... – начинает капитан-наставник и замолкает, видимо, придумав разгадку моему странному поведению. Полистав настольный календарь, он читает какие-то записи, сделанные черным фломастером, опять смотрит на меня взглядом оценщика ломбарда. – А почему именно на это судно?
Действительно, зачем нужно проситься с нового автоматизированного судна седьмой, самой высокой группы, на старую развалюху шестой группы, терять в зарплате, обрекать себя на полугодичные рейсы вместо коротких, «домашних»? Это было самое слабое место в моем плане. Заготовить что-нибудь убедительное не смог.
– Ну, опыта поднабраться... – бормочу я, – разного. Если стану капитаном... На новое ведь не сразу назначат...
Капитан-наставник вылавливает из моего бормотания нужную ему информацию, и на его лице появляется лукавая улыбка: знаю, мол, все, нечего со мной хитрить.
Хотел бы я знать, что именно он знает?
– Опыта, значит, поднабраться? – подмигнув, спрашивает он.
– Да.
– И никаких меркантильных причин?
Кто подсунул этому попугаю слово «меркантильный»? Наверное, очень умный человек, чтобы другие умные сразу понимали, с кем имеют дело.
– Есть такой грех, – отвечаю виновато, будто он раскусил меня. – Валюты много накопилось. Мы же все больше по Европам и Африкам мотаемся, а там цены – сами знаете. А на этом судне заход будет в Сингапур.
– В этом рейсе не зайдут, – предупреждает капитан-наставник.
– Так не бывает, – по секрету сообщаю я. Теперь можно не беспокоить тестя по поводу захода в Сингапур: капитан-наставник позаботится. А отсутствие звонка сверху сочтет за доверие к своей особе, схватывающей все на лету.
– Завидую вам, молодым! Легко вам дается жизнь, не то, что нам, – говорит он, едва сумев скрыть ненависть. Поэтому торопливо добавляет: – Сделаем. Приходя дня через два.
– Надо сегодня.
– К чему такая спешка?
– Жена пронюхает, не пустит.
– Понимаю! – говорит он и передразнивает кого-то, наверное, свою жену: – И так тебя месяцами не вижу, а ты отпуск не догуливаешь!
– Вот-вот. Чем короче расставание, тем меньше сушить китель после слез.
– Что ж, кому-кому, а тебе поможем. Часика через три будет готово. Я сам займусь.
– Зачем самому, – останавливаю я, – и без вас сделают. А мы пока съездим пообедаем и обговорим мое новое назначение в «Интурист».
Капитан-наставник без меня в этот ресторан не пустят: рылом не вышел, хоть и очень совдеповское, но не номенклатурное. В то же время, не с каждым капитаном он пьет, только с теми, с кем начинал матросом, а тут какой-то старший помощник приглашает. Но так как я самый молодой старший помощник в пароходстве, он сдается.
– Уговорил... Сейчас распоряжусь. – Он звонит подчиненному, коротко излагает приказ. – К моему возвращению чтоб было готово. Я в порт, с инспекцией, часа на два.
Интересно, до третьей рюмки или после (больше пить вряд ли будет, все-таки на работе) он объяснит мне, что нет более подходящей кандидатуры на пост заместителя начальника пароходства по безопасности мореплавания, чем его скромная особа? И с кого начнет: меня похвалит или сразу себя? Судя по коэффициенту хитрости, о новой должности заговорит после третьей, а сперва простирнет мне шнурки.
Мое мнение о капитане-наставнике оказалось слишком хорошим. Во-первых, обрабатывать меня он принялся уже по пути в ресторан; во-вторых, не похвалил ни меня, ни себя, а обругал нынешнего зама; в-третьих, выпили мы в кабаке две бутылки коньяка и засиделись почти до закрытия отдела кадров.
Документы были готовы. Я вынул из кармана пачку сигарет «Ротманс», чтобы отблагодарить его шестерку, которая занималась моими бумагами. Капитан-наставник забрал пачку, пообещав отдать по назначению, а когда я подвозил его домой, как ни в чем ни бывало закурил сигарету из нее.
– Соскучился по хорошей жизни, – пожаловался он, тяжело ворочая языком. – Пора рейс сделать, отдохнуть... Может, с тобой прокатиться?
– Капитан испугается, решит, что готовите меня ему на замену.
– Почему бы и нет? Для первого – неплохое судно, мне бы на таком начинать. Я бы... – Он отрыгнул сыто, вытер рукой слюну, выползшую на подбородок. – Когда в рейс?
– Послезавтра.
Капитан-наставник замолчал, спрягая, наверное, обе хитро закрученные извилины, потом печально выдавил:
– Жаль, не получится. У меня на той неделе... мероприятие одно, нельзя пропустить. А то бы мы с тобой о-го-го!
– Еще успеем! – произнес я.
Мое лицо выражало столько благодарности и обещания помочь, сколько хватило бы на протаскивание капитана-наставника, в начальники пароходства. Мы уже подъезжали к его дому, и мучил лицо я недолго.
До своего дома я добрался благополучно. Там было тихо, даже сынишка не шумел. Видимо, чувствовал, что между родителями неладно, и опасался, как бы не разрядились на него. Такое иногда случается. Подозреваю, что именно для этого и заводят детей. Подушка и простыни все еще на диване – молодец, жена, а то бы я не устоял. Она не догадывается ни о чем, поэтому не замечает меня, смотрит телевизор с очень большим интересом. Зато в подлокотники кресла вцепилась так, будто это мои шеи, если б у меня их было две. Готова напасть, готова защищаться, готова заплакать.
– Собери вещи, завтра еду на судно.
Мой приказ оказался настолько неожиданным, что никак не могла выбрать, по какому варианту действовать, и удивленно спросила:
– Какое судно? Ведь твое в рейсе.
Я сообщил название, которое ей ни о чем не говорило.
– И кем?
– Не матросом же. Понижать меня пока не за что, если только ты не похлопотала.
Это ей за вчерашнее напоминание о папе. Она поняла, вновь вцепилась длинными красными ногтями в темно-коричневые подлокотники. Я достаю из бара бутылку шотландского виски, бутылку итальянского апельсинового ликера и пачку «мальборо» и иду на кухню. Жена напрягается, собираясь броситься мне наперерез, но понимает, что не успеет, и обмякает.