Мера всех вещей
Шрифт:
Или пусть бы, например, сказал он: «Мудры земледельцы беседой мудрых».
А мы спросили бы: «В чем мудрых?» – что отвечал бы он? Иное ли нечто, или то, что мудрых в земледелии?
Феаг. Нет, именно это.
Сокр. Что же? Если бы сказал он: «Мудры повара беседой мудрых».
А мы спросили бы: «В чем мудрых?» – что отвечал бы он? Не то ли, что в поварском искусстве?
Феаг. Да.
Сокр. Что еще? Если бы сказал он: «Мудры бойцы беседой мудрых».
А мы спросили бы его: «В чем мудрых?» – не отвечал ли
Феаг. Да.
Сокр. Но когда он сказал: «Мудры тираны беседой мудрых».
А мы хотим спросить его: «В чем мудрых, говоришь ты, Эврипид?» – что ответит он? В чем состоит эта мудрость?
Феаг. Не знаю, клянусь Зевсом.
Сокр. А хочешь ли, а скажу тебе?
Феаг. Если угодно…
Сокр. В том, что, по словам Анакреона, знала Калликрита. Или неизвестна тебе эта песня?
Феаг. Известна.
Сокр. Так что же? Не желаешь ли и ты обращаться с таким каким-нибудь человеком, который обладает одним и тем же искусством с Калликритой 22 , дочерью Кианы, и знает тиранию, как говорит о ней поэт, чтобы и тебе тиранствовать над нами и над городом?
Феаг. Давно уже, Сократ, смеешься ты и шутишь надо мной.
22
Что это была за Калликрита, греческое предание не говорит ничего; да и стихи, написанные Анакреоном, до нас не дошли. Conf. edit. Fischeri p. 451 et Bergk. De Anacreontis Reliquiis p. 264. Судя по замечанию Сократа в этом месте, она любила толковать о политике и в этом отношении была предшественницей Аспазии и Диотимы, прославленных греческим классицизмом.
Сокр. Как! Разве, по твоим словам, не той мудрости желаешь ты, посредством которой мог бы управлять всеми гражданами? А делая это, чем же иным был бы ты, как не тираном?
Феаг. Конечно, согласился бы я, думаю, сделаться тираном – особенно над всеми людьми, а если нет, то по крайней мере над весьма многими; желал бы даже, может быть, сделаться богом, хотя я и не говорил, что этого желаю.
Сокр. Так что же еще есть, чего тебе хочется? Не сказал ли ты, что желаешь управлять гражданами?
Феаг. Только не насильственно, не как тираны, а по их воле, как управляют в городе и другие знатные мужи.
Сокр. Так ли, говоришь, как Фемистокл, Перикл, Кимон и все, бывшие сильными в политике?
Феаг. Да, клянусь Зевсом, этих я разумею.
Сокр. Так что же? Если бы случилось тебе пожелать сделаться мудрецом в верховой езде, к кому естественно отправился бы ты 23 , чтобы выйти отличным всадником? К иному ли кому кроме берейтора?
23
К кому естественно отправился бы ты, ???? ????? ?? ??????????, конструкция у Платона неупотребительная. Вместо ???? ????? ??????????? или ????? Платон сказал бы: ??? ????? ?????. По крайней мере, здесь надобно разуметь уже не хождение в школу, а посещение кого-нибудь для какой бы то ни было цели.
Феаг. Нет, клянусь Зевсом, не к иному.
Сокр. А к тем самым искусникам в этом отношении, у которых есть лошади и которые всегда обращаются как со своими, так и со многими чужими?
Феаг. Явно, что к ним.
Сокр. Что же? Если бы тебе захотелось сделаться мудрецом в стрельбе, не к стрельцам ли бы задумал ты идти, чтобы быть мудрым, – к тем то есть, у которых есть стрелы и которые всегда употребляют их много – как чужих, так и собственных?
Феаг. Мне кажется.
Сокр. Скажи же теперь: так как ты хочешь быть мудрецом в политике, то с целью сделаться мудрым к иному ли кому думаешь отправиться, а не к тем политикам, которые и сами сильны в политике, и всегда обращаются как со своим городом, так и со многими другими, и входят в сношение не только с греческими, но и с варварскими городами? Или тебе кажется, что, обращаясь с кем-нибудь иным, сделаешься ты мудрецом в том же отношении, в каком эти, а не с нами самими?
Феаг. Слыхал я, Сократ, как пересказывали твои речи об этих людях. Сыновья подобных политиков, говорили, нисколько не лучше, чем сыновья кожевников. И ты, мне кажется, сколько я могу судить, говоришь весьма справедливо. Поэтому я был бы безумен, если бы подумал, что кто-нибудь из них мне может передать свою мудрость, а собственному своему сыну, при всей способности быть полезным для кого бы то ни было из людей, никакой пользы принести не может.
Сокр. Но чем бы ты, лучший из мужей, помог себе, если бы родился у тебя сын и стал вводить тебя в такие хлопоты, говоря, что он желает сделаться хорошим живописцем, и порицая тебя, отца, что ты не хочешь на этот предмет тратить для него денег, а между тем мастеров сего самого искусства – живописцев – бесчестил бы и не хотел у них учиться? То же и флейтистов, желая сделаться флейтистом, то же и цитристов. Что мог бы ты с ним сделать и куда в другое место послал бы его, если бы он не захотел учиться у этих?
Феаг. Клянусь Зевсом, не знаю.
Сокр. Но теперь то же самое делаешь ты со своим отцом, а между тем удивляешься и порицаешь его, когда он недоумевает, как повестись с тобой и куда послать тебя. Пожалуй, мы представим тебя кому-нибудь из отличнейших в политике афинян, кто наставит тебя даром; и ты, с одной стороны, сбережешь деньги, с другой – приобретешь гораздо больше расположения от народа, чем учась у кого другого.
Феаг. Так что же, Сократ? Разве ты не из отличнейших мужей? Согласись только меня допустить к своей беседе – и для меня довольно, я не буду искать никакого более.
Сокр. Что это говоришь ты, Феаг?
Дим. А ведь он говорит нехудо, Сократ; ты вместе сделаешь удовольствие и мне. Думаю, для меня не было бы находки больше той, как если бы он понравился тебе и ты согласился бы беседовать с ним. Я даже стыжусь сказать, как сильно хочу этого; посему прошу обоих вас: тебя – чтобы ты согласился беседовать с ним, а тебя – чтобы ты не искал обращения ни с кем, кроме Сократа. Через это вы избавите меня от многих и страшных беспокойств. Теперь ведь я очень боюсь за него, как бы не столкнуться ему с кем другим, который может развратить его.