Мерценарий
Шрифт:
Наконец Маадэр отважился вновь открыть глаза. В этот раз ощущения были терпимее. За пульсирующими пятнами обнаружилась какая-то темная поверхность, находящаяся то ли очень далеко, то ли очень близко. Пахло так, как пахнет в тесном помещении, где давно не случалось быть людям – какой-то кисловатой плесенью, пылью, застоявшимся воздухом.
Гроб? Маадэр набрал в грудь воздуха и развел руки в стороны, с облегчением убедившись, что они на месте и способны двигаться. Руки не встретили никакого сопротивление в окружающем мире. Конечно, на Пасифе не использовали гробы с момента колонизации. Слишком много неоправданных
Все ясно, он находится в какой-то комнате, погруженной в полную темноту. Вполне сухую и с пригодным для дыхания воздухом. При этом совершенно не помнит, как сюда попал.
Маадэр с трудом сел, ощутив прилившую к затылку боль, тяжелую, как комок свинца. Разноцветные пятна отступили, но мир все еще тонул в чем-то вязком, мутном. Маадэр машинально провел рукой по лицу, чтобы убедиться в том, что глаза, как и прежде, составляют его неотъемлемую часть. После этого он почувствовал облегчение.
«По крайней мере, я не ослеп. И могу двигаться. Но Боже, до чего же трещит голова…».
Потом он внезапно вспомнил. Воспоминание оказалось не единым полотном, а серией образом, точно кто-то выдрал из его памяти пленку, на которой были запечатлены события последнего дня, и небрежно поработал над ней ножницами.
Зал космопорта, огромный, наполненный нержавеющей сталью и искусственной зеленью цветов. Взлетное поле снаружи – огромная площадка, изъеденная стартовыми шахтами, похожими на норы плотоядных юпитерианских жуков. Улыбающееся женское лицо под форменной фуражкой. Издевательская светящаяся надпись над стойкой регистрации – «Пасифе хранит кусочек вашего сердца – возвращайтесь на Пасифе». Надпись, увидев которую Маадэр смеялся до слез, несмотря на то, что едва стоял на ногах от ударной дозы эндоморфинов.
А потом…
Он не мог вспомнить, что было потом, пленка заканчивалась чистым срезом. Помнил только разреженный ионизированный воздух космопорта.
– Ах ты ж черт! – Маадэр закашлялся, - Черт, черт, черт!
Он ударил кулаком в пол, но это не принесло облегчения, лишь заболели ссадины на костяшках. И только после этого Маадэр понял, что еще его беспокоит. Он не слышал Вурма. Как его тело было закрыто в темной комнате, так и сознание оказалось заперто в костях черепа. Удивительно, он и забыл, насколько темно и пусто там, отвык от одиночества… Наверно, так со временем привыкают к раковой опухоли.
«Вурм!»
Тишина. Маадэр с трудом поднялся, подавив рвотный спазм – его желудок все еще тяжело вибрировал, перед глазами плыли цветные пятна с рваными краями.
«Вурм!»
Маадэр сделал несколько неуверенных шагов в темноте и наткнулся на прочную каменную стену. Хорошая капитальная стена, не чета тем, что водятся в трущобах Девятого. Он сделал несколько шагов влево, пока не уткнулся в другую. Чуть позже нашлась и третья, а четвертая обнаружилась сама собой. Несколькими секундами спустя Маадэр нащупал дверь. Прочную металлическую дверь, которая никак не отреагировала на его нажим. Маадэр потряс ее и несколько раз для надежности налег плечом. Даже не шелохнулась. Прелестно.
Заперт
Мрачная ирония не помогла задавить неуютное чувство, растущее где-то у основания черепа. Чувство внезапной пустоты. Там, где раньше располагался Вурм, теперь разместился маленький кусочек пульсирующей темноты.
– Вурм! – на этот раз Маадэр использовал голосовые связки, хоть в этом и не было нужды, - Куда ты подевался, кусок гангренозной плоти?
Потом он почувствовал мягкий зуд в затылке, точно там осторожно шевельнулось что-то, запечатанное в костях черепа. Знакомое ощущение, показавшееся даже не таким болезненным, как обычно.
– Вурм, ты тут? Отзовись, черт тебя возьми!
«Твои испуганные крики заставили бы проснуться даже мозговую кисту».
Облегчение Маадэра слилось с ощущениями Вурма – неуверенностью, раздражением и мрачной настороженностью. Его невидимый симбионит, казалось, сам только пришел в себя. И чувствовал себя так же скверно, как его носитель.
Голос, рождавшийся в пустоте и приходивший из ниоткуда, казался ворчливым и уставшим, хотя и не имел тембра. Но Маадэр почувствовал, что Вурму стыдно и неуютно.
– Доброе утро, - буркнул Маадэр, потирая затылок, под которым ворочался Вурм, - Надеюсь, ты хорошо отдохнул. И видел более приятные сны, чем я. Чем нас с тобой угостили, а? Я помню космопорт, помню коридор… Мы прошли паспортный контроль, фальшивые документы не вызвали подозрений. Потом… ничего. Что бы ни вырубило нас, штука удивительно мощная. Что нам пришлось отведать? Изофлуран? Тиопентал натрия?
Вурм поморщился – Маадэр ощутил это по уколам в левой височной доле.
«Не совсем. Куда более старое средство, но не менее эффективное. Называется «сотрясение мозга».
– Ого. Так нас просто вырубили? Приложили по голове?
«Именно».
Маадэр попытался ощупать ноющую голову и зашипел от боли – повыше затылка обнаружилось нечто липкое, при прикосновении обратившееся тягучей, сдавившей содержимое черепа, болью. Удар был нанесен профессионально, машинально оценил он. На три пальца ниже – чего доброго, сломали бы шейные позвонки. Еще один повод провести всю жизнь на Пасифе – со всех сторон тебя окружают профессионалы…
– Расскажи мне все, что помнишь, - сухо потребовал Маадэр, - Выдои мои нейроны, насколько это возможно, там должно было остаться что-то ценное.
«Хочешь, чтоб я играл роль твоего «черного ящика»? – ухмыльнулся Вурм. Несмотря на неоднозначность и тревожность момента, он ничуть не утратил своего обычного злорадства.
– Да. Хочу узнать, что со мной произошло до того, как экипаж попрощался и пожелал приятного полета.
«Я помню не намного больше. Десятью часами ранее ты заявился в космопорт Пасифе, насосавшийся эндорфина до того, что едва стоял на ногах, с фальшивыми документами в кармане и билетом до Марса в руках. Устроил небольшой скандал в зале ожидания, потом отвратительно приставал к девушке-диспетчеру. Зарегистрировался на рейс и пошел в бар, где взял ром с корицей. Попытался ударить бармена за то, что тот сказал что-то про мерценариев, но сам получил по шее. Отправился в уборную и…»