Мэри Роуз
Шрифт:
— Я люблю тебя, — сказала Фенелла. — Я не знаю, что будет. Я не знаю, как я справлюсь, но мне не хватает тебя. Я хочу открыть тебе дверь. Пожалуйста, пойдем домой вместе со мной.
Он ничего не сказал. Она услышала, как он плачет у нее за спиной.
— У меня письмо от Сильвестра, — произнесла она. — Он просил открыть его, если он не вернется. Ты прочтешь его вместе со мной?
Хотя он не прикасался к ней, она почувствовала, что тело его содрогнулось.
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что я знаю, что там написано, — произнес он. — Фенелла, ты можешь…
— Не называй меня
Он перестал грести.
— Я люблю тебя, — произнес он настолько тихо, что она обернулась. — Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста, открой мне дверь. Пожалуйста, позволь мне снова быть рядом с тобой.
— Ч-ш-ш, — произнесла она, обняла его за шею, не отпуская Сильвестра, и запечатала ему губы поцелуем.
— Фенхель, — произнес он, когда она отпустила его, — пожалуйста, брось это письмо в воду. Сделай это ради меня, не спрашивай, просто сделай.
— Но так нельзя! — воскликнула она. — Сильвестр сказал, что в нем документы для детей.
— Тогда дай его мне, — произнес он. — Я позабочусь обо всем. Только не читай.
Она взглянула в его глаза и вдруг поняла, что было написано в письме. Энтони не убивал Роберта Маллаха. Он вообще ничего не имел против этого человека и не думал, что в том, что с ним случилось, был виноват кто-то, кроме Джеральдины. Он бы скорее попытался переубедить короля и спасти корабль. Но он никогда и никого не убил бы. Разве он не доверил ей свою тайну? Тридцать четыре года назад смерть нагнала на него ужасный страх. Всего на одно мгновение он перестал быть осторожен, а когда оно миновало, его брат лежал мертвым в доке. Он поднял голову и не увидел ничего, одно пустое небо, которое не разверзлось, не помогло, ничего не исправило. С тех пор он всегда был осторожен. Он никогда не поднял бы руку ни на кого.
Охвативший ее ужас был настолько велик, что ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание, но его взгляд держал ее, и, когда Фенелла задрожала от ужаса, он обнял ее.
— Теперь я тоже не могу, — в отчаянии воскликнула она, — просить у тебя прощения, потому что это уж слишком! Я была настроена, как весь город, я прокляла и оттолкнула тебя, не задав ни одного вопроса. Как же ты сможешь когда-нибудь простить меня?
Он поцеловал ее в лоб, покрыл поцелуями всю голову, от лба до затылка.
— Не сердись на меня, — произнес он. — Но если ты меня больше не любишь, мне все равно.
— Я люблю тебя, Энтони. В этом можешь быть уверен. Тебя и ту штуку, которой у тебя нет.
Он осторожно посадил ее на дно лодки, уложил Сильвестра обратно ей на колени, обнял ее ногами. Садилось солнце. Вдалеке грохотали пушки. Сражение продолжалось. «Мэри Роуз» уже не было видно, но в Англии с того дня не будет ни единого человека, который не знал бы ее имени. Энтони поднял весла и снова принялся грести к берегу.
— Знаешь, чего я не могу представить себе? — спросил он.
— Чего?
— Что когда Сильвестр попадет на небо, оно окажется пустым. Она потянулась назад, нащупала его руку, положила кончики
пальцев ему на запястье, под которым ожесточенно бился пульс.
— Разве это обязательно представлять себе? — осторожно поинтересовалась она и повернула к нему лицо. — Разве не может быть все совсем иначе, чем ты себе придумал?
Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, сквозь нее, куда-то поверх головы.
— Будь я Богом, я бы ждал Сильвестра у двери, — произнес он. — Даже если бы меня не существовало.
В завершение
Многое в этой истории выдумано, хотя мной — лишь малая часть.
Следующее — правда:
Ее звали «Мэри Роуз». То, что корабль назвали в честь любимой сестры Генриха, с моей точки зрения, — весьма упорно держащийся слух. Гораздо вероятнее, что она и корабль-брат «Питер Помигрэнит» были названы в честь Девы Марии и святого Петра, а также символов королевской четы: английской розы и арагонского граната.
Она сошла со стапелей в июле 1511 года в Портсмуте на Соленте. Во время торжеств присутствовал король Генрих, который заказал ее постройку в одном из своих первых актов и для этого вызвал в Англию мастеров корабельного дела со всего континента.
Тридцать четыре года спустя, 19 июля 1545 года, она затонула во время так называемой битвы в заливе Солент по непонятной причине. В городе и в этот раз присутствовал король Генрих, вынужденный наблюдать из окон своей новой крепости Саутси, как всего в трех милях от стоянки тонет его любимый корабль.
За время своего существования она была несколько раз модернизирована, и по меньшей мере одна из этих попыток может считаться неудачной. Скорее всего, именно в ходе ее и было увеличено водоизмещение и натянута вторая орудийная палуба, чтобы сделать возможным оснащение тяжелыми орудиями и полноценное участие корабля в современных сражениях. Корабль, на котором к тому же было два тяжелых возвышения на носу и на корме, стал совершенно неустойчивым, что вполне могло послужить причиной гибели каракки. Можно предположить, что находившиеся слишком низко орудийные порты нижней орудийной палубы наполнились водой и это подписало судну окончательный приговор.
У нее была загадочная, натянутая позднее вторая система шпангоутов, которая отчасти вернула ей остойчивость, хотя, к сожалению, этого оказалось недостаточно.
На ней было окно в каюте корабельного столяра, которое он, судя по всему, проделал в ней сам, чтобы использовать его для работы при дневном свете.
Ее команда была слишком большой и насчитывала, предположительно, семьсот моряков, судя по всему рекрутированных впопыхах. По свидетельствам современников, вице-адмирал Джордж Кэрью не смог удержать всех под контролем, и, когда поднялась паника, возникли ошибки в управлении парусами. Огромное число людей и собака по имени Хэтч нашли свою гибель в водах Солента, многие из них — отчасти по причине того, что не смогли спастись из-за сети, натянутой для защиты от пытавшихся взять корабль на абордаж врагов, отчасти потому, что в то время моряки не учились плавать. Тридцать пять выживших спаслись в шлюпках.