Меридон, или Сны о другой жизни

Грегори Филиппа

«Вы делаете это слишком хорошо для молодой леди», — говаривала леди Кларенс. Правда, ей хотелось, чтобы я медлительно прогуливалась верхом, взяв одну из ленивых холеных лошадей из ее конюшни, но я доверяла только Кею, и ей пришлось послать за ним в Суссекс. Конюшни находились вниз по улице недалеко от нашего дома, и иногда после обеда, когда леди Кларенс отдыхала, я надевала шляпу с густой вуалью и выскальзывала за ограду взглянуть на моего коня. Мне не полагалось выходить из дома без сопровождения лакея, а когда мы собирались выезжать, экипаж подавали к ступеням особняка. Но я ужасно беспокоилась за Кея и сомневалась, сумеют ли лондонские грумы справиться

с его норовом, вовремя накормить и напоить его, держать в чистоте его стойло. А если сказать правду, я просто тосковала без него, без его такого родного запаха и живительного тепла.

Леди Кларенс узнала об этих моих проделках уже через несколько дней, но ничего не сказала. Я думаю, она с присущим ей здравым смыслом понимала, что в своей новой жизни я оказалась лишена очень многого и мне необходимо иметь что-то привычное, представляющее интерес для меня. Этим «что-то» оказывался Кей и иногда Пери.

Мне разрешили каждое утро ездить на прогулку при условии, что сопровождать меня будет наш лакей и что я не стану скакать галопом. Часы еще только били семь утра, а мы уже выходили на улицу, спозаранку запруженную народом. Сначала мы спускались по Дэвис-стрит, затем пересекали Гросвенор-сквер, пыльный от строительных работ, и ехали вдоль Аппер-Брук-стрит к парку, где листочки казались сухими и сморщенными, а кустарник уже пожелтел. Почти всегда мой грум и я были единственными живыми существами в парке, не считая уток в пруду и великого множества голубей.

Однажды я услышала громкое хлопанье крыльев и, взглянув вверх, увидела, как два белых лебедя кружат над спокойной гладью воды и, снижаясь, будто рассматривают в ней свое отражение.

В эти дни я часто вспоминала Вайдекр. Я видела мысленным взором кусты, осыпанные спелыми ягодами, и орешник с крупными гроздьями орехов. Некоторые деревья в лондонском парке тоже плодоносили, но это казалось скорее случайностью, чем законом природы. Белки на дорожках и утки в пруду больше походили на мягкие домашние игрушки, чем на диких животных.

Даже грум, скакавший несколько позади меня, казался мне не слугой, а тюремщиком, сторожившим меня, а Кея я вынуждена была все время держать в узде, чтобы он не сорвался в запрещенный галоп. Шум большого города пугал его, и каждый раз, когда я оставляла Кея в конюшне, я замечала его прижатые ушки и тревожный взгляд, и мне казалось, будто он упрекает меня за то, что мы не остались в Вайдекре, который он сам нашел для нас. Здесь, в удобной и теплой конюшне среди холеных лошадей, он явно не был счастлив, да и я часто спрашивала себя, что же я все-таки делаю. И почему, если я хотела самого лучшего, то теперь, получив его, я не чувствую себя триумфатором.

Пери никогда не катался со мной по утрам. Всю эту неделю он возвращался домой далеко за полночь, то из игорного дома, то с петушиных боев, то с боксерского ринга. Однажды он пригласил меня пойти с ним на конное шоу, но я отказалась, сказав, что леди Кларенс не одобрит этого, и он пошел один. Наутро я даже не поинтересовалась, что он там видел.

Ведя рассеянный образ жизни, Пери не поднимался раньше полудня и однажды даже спустился к завтраку одетым в утренний халат. Когда у него болела голова, он пил крепчайший кофе с капелькой бренди, если же он чувствовал себя хорошо, то ограничивался кружкой эля или вином, разбавленным водой. Его мать, казалось, даже не замечала перемен в его поведении. Она продолжала невозмутимо читать письма или болтать со мной, невзирая на то, сидел ли он рядом с нами смертельно бледный, не притрагиваясь ни к чему за столом,

или же чувствовал себя нормально. Однажды утром Пери покачивался, даже сидя на стуле, и я думала, что он вот-вот упадет, но леди Кларенс все равно не сказала ни единого слова. Она совсем не пыталась обуздать его пьянство и очень редко интересовалась, где он бывает. С каждой неделей он становился все бледнее и бледнее, но леди Кларенс, казалось, не видела ничего, кроме своего отражения в зеркале, и не интересовалась никем, кроме меня.

Джульетту и ее гувернантку я встретила в первый же вечер. Они спустились к нам перед обедом, но остаться за столом ей не разрешили. Присев передо мной в реверансе, она даже не подняла глаз, а когда я ей сообщила, что Пери и я собираемся пожениться, одарила меня холодным поцелуем и пожеланием счастья.

Я не стала делать усилий сойтись с ней ближе. Иметь новую сестру мне не хотелось.

На следующее же утро после нашего приезда к нам примчалась леди Мария в ореоле трепещущих страусовых перьев.

— Дорогая! — промолвила ее мать, как только она вошла в комнату.

Мария поцеловала ее и тут же, грациозно изгибаясь, повернулась кругом, чтобы дать нам полюбоваться своим нарядным бархатным синим платьем и такого же цвета жакетом, шляпкой с перьями и темной меховой накидкой, накинутой на плечи.

— Вульгарно, — вскользь заметила леди Кларенс.

Мария рассмеялась, ничуть не обиженная.

— А где же наша знаменитая нищенка наследница? — громко спросила она.

Леди Кларенс слегка нахмурилась и притворилась глухой.

— Сара, позвольте представить вам мою дочь, леди де Монтрей. Мария, это мисс Сара Лейси.

Мария подала мне застегнутую в перчатку руку и послала колючий взгляд.

— Я слышала, что вы с Пери намереваетесь пожениться, — холодно обратилась она ко мне. — Я уверена, что вы будете счастливы.

— Я тоже в этом уверена, — тем же тоном ответила я. — Вы недавно вышли замуж, не так ли? Надеюсь, что вы тоже счастливы.

Мы обменялись улыбками, настолько кислыми, словно каждая из нас только что проглотила дольку лимона. Леди Кларенс стояла рядом, наслаждаясь этим спектаклем.

— Как поживает Бэзил? — кратко осведомилась она, протягивая руку к звонку, чтобы заказать утренний кофе.

Мария сняла перед зеркалом шляпку и поправила прическу. Затем оглянулась и послала матери гримаску.

— Все так же, — ответила она. — Работает, работает, работает, словно какой-то торговец.

— Довольно удачливый торговец, — заметила ее мать. — А кстати, он не поинтересовался ценой того вечернего туалета, о котором ты мне писала?

— Нет. — Лицо Марии просияло. — Я подложила этот счет к другим счетам по его имению, и он подписал его не глядя.

Леди Кларенс улыбнулась.

— Только не повторяй такой фокус слишком часто, — предупредила она.

Служанка внесла поднос с кофе и, встав подле меня, стала ожидать, пока я наполню чашки, чтобы разнести их присутствующим. Мои пальцы не дрогнули, и я не пролила ни капли, хотя видела, что леди Кларенс краем глаза наблюдает за мной. Мария же словно забыла о моем присутствии.

— Представляешь, мама, — тарахтела она, — я только что получила у Бэзила деньги на мое содержание, и всю прошлую ночь мы играли в винт у леди Бармейн. Мне так ужасно везло! Ты даже не поверишь. Клянусь, я выиграла четыреста фунтов! Ты бы видела лицо ее милости! Когда я встала из-за стола, она была положительно больна. Говорят, она содержит дом на свои карточные выигрыши. Думаю, что эта игра стоила ей расходов за месяц!