Мерило истины
Шрифт:
— Вот и славно, — сказал Самородов и с едва заметной поспешностью убрал подписанные бумаги обратно в портфель.
У Михаила Сигизмундовича зазвонил телефон.
— Внимательно! — сказал он, зажав трубку между ухом и плечом. — Да, еще здесь, чего ты, Ефимка? Нашел? Тащи его прямо сюда! Прямо сейчас! — хищно приказал он таким голосом, каким очень голодный человек заказывает себе любимое блюдо. — Подъезжаешь? Отлично… Нашли! — сообщил Михаил Сигизмундович Самородову.
— Кого? — не понял Семен Семенович.
— Ну, того ублюдка, с которым мы тогда на
— Я-то?.. Нет, ничего. Глухо, — развел руками Самородов. По глазам его было видно, что просьбу Михаила Сигизмундовича он и не думал исполнять. И вспомнил о ней только сейчас. Впрочем, возбужденный Михаил Сигизмундович ничего такого не заметил.
Алексея Максимовича кольнуло предчувствие.
— А что произошло? — спросил он.
— Да так, — покосился на него мужчина со шрамом. — Ерунда.
— Все нормально, — подтвердил и Самородов и подмигнул отдельно майору — мол, потом все расскажу.
Во дворе «Ивушки» зазвучали возбужденные голоса.
— Ефимка приехал! — расплылся в улыбке Михаил Сигизмундович и поднялся, сдвинув столик.
Глазов поднялся было за ним, но Самородов успел схватить его за рукав:
— Сиди-и. Сиди, Алексей Максимыч. Нам там делать нечего.
— А о чем вы говорили с этим… Сигизмундовичем? Что случилось?
— Да ничего такого… Столкнулся с кем-то на перекрестке, стал разбираться. И чего-то ему в мозгах повредили. Вроде тот, с кем он столкнулся. Или кто-то еще. Неважно. Это его личные заморочки, на наше дело они никак не повлияют.
Майор помолчал несколько секунд, соображая. Потом до него дошло. «Это что же, они Олега сюда привезли? Разбираться с ним?»
Он поднялся.
— Сиди, Алексей Максимыч! Зачем лезть не в свое дело?
— Да мне ведь ехать надо, товарищ пол… Семен Семенович.
— Потерпи полчаса. Сейчас Ваха чай принесет. Меньше видишь, крепче спишь.
Алексей Максимович сел. И тут же снова поднялся.
— Мне ехать надо, — повторил он.
— Повторяю, не лезь не в свое дело, Алексей Максимыч! — полетело ему в спину.
Во дворе «Ивушки» толпилось несколько человек. Двое крепких парней держали под руки… никакого не Олега, а длинноволосого юношу в растерзанной одежде, с окровавленным лицом. Молодой человек в ярко-красной ветровке, подпрыгивая от возбуждения на месте, кричал стоящему напротив него Михаилу Сигизмундовичу:
— Ну, как не он-то? Пап! Как не он? Посмотри, он же! Я его сразу узнал! Да он и сам во всем признался! Хочешь, я ментов тех сюда привезу, они тоже подтвердят?!
Черноусый Ваха с чайником в руках стоял рядом с навесом и, приложив ладонь козырьком ко лбу, старательно взглядывался в пустое серое небо. Видимо, утверждение полковника Самородова о том, что «меньше видишь, крепче спишь», он разделял целиком и полностью.
— Не он, — насупленно прогудел Михаил Сигизмундович. — Я другое совсем лицо помню. Этого вообще не помню. Ну-ка…
Он двумя пальцами
— Не он, — убежденно повторил мужчина. — Точно.
— Да как не он?! — завизжал опять молодой человек в красной ветровке, но Михаил Сигизмундович полемику продолжать был явно не расположен:
— Все, прекрати истерить. Я сказал: «не он», значит — не он. Или ты думаешь, что твой старик совсем с головой не дружит? Волоки его туда, откуда взял, понял?..
Здоровяки, держащие длинноволосого, синхронно повернулись к Алексею Максимовичу, когда тот подошел поближе, и, зацепив его взглядом, уже не отпускали до тех пор, пока он не прошел мимо, как делают хорошо выдрессированные псы, прекрасно знающие, на какое именно расстояние можно подпускать чужака к хозяину.
— Я его найду-у! — гудел Михаил Сигизмундович, оставшийся за спиной Глазова. — Я его, паскуду, все равно из-под земли достану. А эту падаль уберите отсюда немедленно! Подсовываете мне черт знает кого! Короче, вот что, пацаны, слушайте… Я вознаграждение объявляю за того утырка, который мне тогда на перекрестке устроил… психическую атаку. Серьезно! Найдете, не поскуплюсь. Отвечаю — не поскуплюсь!
Алексей Максимович остановился. Но оборачиваться не стал. Не хотелось натыкаться на сурово-предупреждающие взгляды охранников. Облегчение, которое он испытал, когда не увидел во дворе Трегрея, вновь сменилось тревогой. Вознаграждение — это уже серьезней. Насколько он знал Самородова, тот, прослышав о возможности легкого заработка, конечно, активизируется. И тогда…
Усевшись в свою машину, майор Глазов закурил, отметив, что пальцы его немного дрожат. «А с какой стати мне волноваться-то? — мысленно спросил он сам себя. — Кто он мне, Олег Гай Трегрей? Да и потом — что ему может сделать этот Михаил Сигизмундович? Не пойдет же он на… крайние меры, чтобы только отомстить? И к тому же, Сам Самыч не полный дурак, чтобы за какую-то… допустим, сотню тысяч, вешать на себя проблему вроде исчезновения из его части солдата-срочника. Слухи же все равно пойдут, от слухов никуда не денешься. Ничего страшного не случится. Побуйствует этот будущий депутат родом из девяностых и успокоится, в конце концов. Все обойдется. И вообще, что это за кинематографический бред — вознаграждение за голову обидчика?..»
«А чего тогда руки-то задрожали?..» — мелькнула у Алексея Максимовича непрошеная мысль в тот момент, когда он заводил двигатель автомобиля.
На него накатило минут через десять, уже на подъезде к городу.
Сначала просто защемило сердце. Алексей Максимович поморщился, поглубже вдохнул, задержал дыхание. Это помогло: тревожная игольчатая боль утихла. Но еще через минуту внутреннее «я» майора Глазова словно перевернулось. Последние годы жизни вдруг стали далеким прошлым, а то, что волновало и жгло его когда-то в юности, давно забытое и воспринимавшееся уже как ненастоящее, вновь ожило.