Меррик
Шрифт:
– Думаю, я больше сюда не вернусь, – тихо сказала она нам обоим, а может быть, самой себе.
– Почему ты так говоришь, дитя? – спросил я. – Ты можешь поступать, как тебе вздумается. Приезжай сюда хоть каждый день. Мы еще о многом должны с тобой поговорить.
– Все здесь в руинах, – Меррик тяжело вздохнула, – а кроме того, если Холодная Сандра когда-нибудь вернется, я не хочу, чтобы она нашла меня. – Взгляд Меррик, обращенный на меня, был спокоен. – Видите ли, она моя мать и вправе взять меня к себе, так что я не
– Этого не случится, – ответил я, хотя никто на земле не мог бы дать ребенку гарантию, что мать перестанет его любить, и Меррик это знала.
Я мог лишь сделать все возможное, чтобы исполнить желание девочки.
– Идемте же, – сказала она, – на чердаке хранятся вещи, которые следует упаковать. И сделать это должна я.
Чердак представлял собой фактически второй этаж дома, имевшего, как я уже описывал, очень крутую крышу. Там было четыре слуховых окошка, по одному на каждую часть света, если предположить, что дом был правильно сориентирован. Лично я этого так и не понял.
Мы поднялись по узкой черной лестнице в два пролета, а затем вошли в помещение, благоухавшее такими тонкими ароматами древесины, что я опешил. Несмотря на пыль, здесь царил уют и создавалось впечатление абсолютной чистоты.
Меррик включила тусклую электрическую лампочку, и вскоре мы уже стояли в окружении чемоданов, старых сундуков и кожаных саквояжей. Классический багаж. Какой-нибудь антиквар пришел бы в восторг. А я, ознакомившись с одной колдовской книгой, с нетерпением ждал, что увижу другие экземпляры.
Но девочку интересовала только одна вещь, как она объяснила, когда вынесла ее под болтавшуюся лампочку и опустила на пыльную балку.
Это был гобеленовый чемодан с кожаными уголками. Меррик легко его раскрыла, так как он не был заперт на замок, и уставилась внутрь, на лежавшие там несколько свертков. Они были обернуты тканью, точнее – ветхими, отслужившими срок наволочками. Я сразу понял, что содержимое чемодана имеет особую важность, но какую именно – не догадывался.
Я был поражен, когда Меррик на моих глазах, шепча короткую молитву – «Радуйся, Мария», если не ошибаюсь, – взяла в руки один сверток и, размотав ткань, достала удивительный предмет: зеленое лезвие топора, с обеих сторон украшенное резными фигурками.
Топор был фута два в длину, не меньше, и довольно тяжелый, но Меррик держала его с легкостью. Мы с Эроном сразу подметили глубоко врезанную в камень голову, изображенную в профиль и увенчанную затейливым, великолепно выполненным головным убором, состоявшим, насколько я мог судить, из перьев и колосьев.
– Настоящий нефрит, – уважительно произнес Эрон.
Вырезанный портрет, или ритуальный образ, был выполнен в натуральную величину.
Меррик перевернула топор, и я увидел, что на обратной стороне изображена фигура в полный рост. Возле узкого края имелось небольшое отверстие – наверное, для того,
– Бог мой, – выдохнул Эрон, – это ведь эпоха ольмеков, не так ли? Должно быть, ему нет цены.
– Я тоже думаю, что ольмеков, – сказал я. – Впервые вижу такой большой и великолепно украшенный предмет не в музейной витрине.
Меррик не выказала никакого удивления.
– Не говорите того, чего не думаете, мистер Тальбот, – мягко произнесла она. – В ваших собственных подвалах хранятся такие же вещи. – Она посмотрела на меня долгим пронзительным взглядом.
У меня перехватило дыхание. Откуда ей это известно? Но потом я сказал себе, что, возможно, она узнала обо всем от Эрона. Правда, стоило бросить на него взгляд, чтобы убедиться в том, что я ошибаюсь.
– Во-первых, не такие красивые, – сказал я, ничуть не кривя душой, – а во-вторых, у нас хранятся лишь фрагменты.
Она никак не отреагировала, а просто стояла, держа на вытянутых руках сверкающее лезвие топора, словно хотела разглядеть его при свете.
Тогда я продолжил:
– Он стоит целое состояние, дитя. Никак не ожидал увидеть такую вещь в подобном месте.
Она подумала секунду, а потом кивнула с серьезным видом, словно прощая меня.
– По-моему мнению, он восходит к старейшей цивилизации Центральной Америки, – вновь заговорил я, словно стараясь оправдаться. – От одного взгляда на него у меня начинается сердцебиение.
– Возможно, он даже древнее цивилизации ольмеков. – Меррик сначала бросила взгляд на меня, потом неторопливо перевела его на Эрона. Золотистый свет от лампочки падал на ее тщательно продуманный наряд. – Мэтью так и сказал, когда мы вынесли эту вещь из пещеры за водопадом. И дядюшка Вервэн так говорил, объясняя нам, где искать.
Я снова посмотрел на великолепно исполненное на блестящем зеленом камне лицо с пустыми глазницами и приплюснутым носом.
– Думаю, мне не нужно тебя убеждать, – сказал я, – что, скорее всего, это так и есть. Цивилизация ольмеков возникла ниоткуда – так, по крайней мере, говорится в учебниках.
Меррик кивнула.
– Предком дядюшки Вервэна был кто-то из тех индейцев, владевших древней магией. Метис и индианка родили дядюшку Вервэна и большую Нанэнн, а мать Холодной Сандры была внучкой Большой Нанэнн, так что эта магия внутри меня.
Я буквально лишился дара речи: не было слов, чтобы выразить охватившее меня удивление.
Меррик отложила лезвие топора в сторону и потянулась к другому свертку. На этот раз в ткань было завернуто что-то длинное и тонкое. А когда она с осторожностью развернула сверток, я буквально замер, безмолвно раскрыв рот.
Внутри оказалась высокая статуэтка изящной работы, изображавшая, очевидно, бога или короля – я точно не смог определить. Размер статуэтки производил впечатление, не говоря уже о выделке камня.