Мертвая тишина

Башня покоя и гармонии корпорации «Верукс», Земля, 2149

Голова опять пульсирует болью — словно раскаленная стрела пронзает от затылка до правой стороны челюсти, — а из противоположного угла комнаты отдыха подает знаки мертвец. Неистово манит к себе с выражением паники на лице.

Я решительно отворачиваюсь от галлюцинации и пытаюсь снова сосредоточиться на живых посетителях по другую сторону видавшего виды пластикового стола.

— Прошу прощения, что вы сказали? — Язык у меня еле ворочается. Это все из-за

— Я сказал, что вы нам солгали. — Рид Дэрроу нетерпеливо подается вперед. Прямо за спиной у него расхаживает старик в строгом черном костюме и со старомодными часами на руке, наблюдая за нашей беседой, и задумчиво-неодобрительно хмурится.

— О чем? — недоумеваю я. Сейчас меня несложно сбить с толку, но Рид, младший следователь отдела контроля качества «Верукса», почти всегда изъясняется предельно доходчиво. Он появляется здесь каждые два-три дня с тех самых пор, как три недели назад команда поисково-спасательного корабля «Роли» передала меня на попечение корпорации.

Макс Донован, другой мой посетитель, звучно откашливается.

— «Верукс» хочет вам помочь. Но для этого необходимо ваше содействие. — Мужчина ободряюще кивает мне. Его столь знакомое лицо испещряют морщины, к которым мне никак не привыкнуть. Когда я виделась с ним в последний раз, он был рядовым следователем корпорации, а теперь, похоже, возглавляет весь отдел.

— Я рассказала все, что помню.

Сломанные кости черепа у меня, по заверениям врачей Башни, срослись. А в течение месячного полета обратно на Землю персонал медотсека «Роли» проверил меня на наличие всех известных в Солнечной системе вирусов, бактерий и паразитов. Не говоря уж об «исследовательской» диагностике и процедурах за последние три недели в Башне. Результаты неизменно одни и те же: происхождение зрительных галлюцинаций, болевых ощущений и потери памяти, скорее всего, носит психологический, нежели физиологический характер.

Рид пропускает мои слова мимо ушей.

— Некоторые считают, что перед тем, как катапультироваться в спасательной капсуле, вы перебили свою команду, чтобы все вознаграждение за находку досталось вам.

Я так и застываю со сжатыми кулаками, борясь с желанием ударить его.

— А потом добрались сюда на «Роли», рассчитывая, что мы купимся на байку про амнезию и психотический срыв и вы сможете укрыться в Башне. — Дэрроу делает широкий жест, иллюстрируя свои слова.

Башня покоя и гармонии «Верукса» — лишь звучное название свалки для битых и ломаных, вроде меня. Космических кораблей и команд у «Верукса» больше, чем у любой другой корпорации. Бывает, не расцепляются стыковочные зажимы. Бывает, кто-то не выдерживает многолетней изоляции в космосе. Бывает, в кислород попадает хладагент, а пока утечку устраняют, гибнут клетки головного мозга. Всякое бывает. Порой даже с тобой. Порой даже если ты этого и не помнишь.

С трудом сглатываю комок в пересохшем горле.

— Моя команда… Они мертвы, но я их не убивала.

— Уверены? — уточняет Рид с холодной усмешкой и показывает сложенный листок бумаги, настоящей бумаги, что указывает на ее происхождение из высших эшелонов «Верукса». — Мы ведь сканируем К147.

Я вздрагиваю от одного лишь названия сектора. Там я потеряла все.

— И что?

— Мы зарегистрировали движение, Клэр, — мягко говорит Макс.

Это невозможно. Губы у меня немеют, в ушах возникает громкий гул.

— «Аврора»? — выдавливаю я.

Макс

— Ваш корабль-призрак движется, Ковалик, — самодовольно поддакивает Рид.

Макс подается на стуле вперед и смотрит мне в глаза.

— Пожалуй, вам стоит все рассказать нам снова. С самого начала.

Сектор К147, два месяца назад

Где-то тут разболтался винтик.

Просто невероятно. Мы вот уже сотню лет живем на других планетах и спутниках, а в космос летаем и того дольше, и при этом все может похериться из-за крошечного кусочка металла с сорванной резьбой.

— Ковалик, ты как там? — прорезает тишину в моем шлеме голос Воллера, заглушая тихое убаюкивающее шипение кислорода. Непостижимым образом в шлеме он звучит даже громче, чем в жизни.

Я молчу.

— Ко-ва-лик, — пропевает Воллер мою фамилию. — Алло-о-о?

— Все в порядке. Просто заткнись и дай мне сосредоточиться. — Я ловлю отвертку, прикрепленную страховочным тросиком к скафандру и сейчас плавающую рядом.

Он вздыхает, хотя вздох больше напоминает капризный всхлип.

— Кэп, Лурдес говорит, у нас по-прежнему биения в сигнале. И мы пропустим встречу с грузовиком, если вскоре не отправимся.

Будто я как капитан этого не знаю. Но опять же, Воллер горазд указывать на очевидное, да еще душу при этом вымотает. После совместно проведенных на тесном кораблике двадцати шести месяцев я убить его готова. Мало его занудства, так в мою каюту через вентиляцию еще и доносятся раскаты его храпа, постоянно мешающие заснуть. Увы, как пилот он хорош.

Снова игнорирую его и сосредотачиваюсь на проверке аппаратуры маяка, в особенности на установленных новых блоках. Программы можно обновить дистанционно откуда угодно, но вот оборудование… Его-то только вручную. Что требует полнейшей концентрации даже с многолетним опытом за плечами и специальными перчатками, предназначенными для деликатных работ. Сломаешь что-нибудь или растеряешь слишком много винтов — и достать запасные части здесь, на краю Солнечной системы, будет весьма проблематично.

Не то чтобы в таковых имеется какая-то потребность, впрочем, поскольку это последний маяк. Последний не только для текущей смены или данного сектора, но и вообще последний. Для нас, во всяком случае. Когда комсети — развернутой в Солнечной системе сети маяков, служащей для усиления радиопередач кораблей и колоний в целях обеспечения практически мгновенной связи, — понадобится следующая модернизация, проводить ее будет уже робот «Верукса», «Разум-Тех».

Уж робот-то винтов растеряет наверняка меньше.

Однако отсутствие необходимости в ремонтниках комсети подразумевает и отсутствие необходимости в капитанах ремонтников комсети. То есть меня.

Вот и все. Я здесь в последний раз. Не только как капитан, но и вообще. Прощайте тишина и покой безбрежной пустоты. Прощай полная звезд бесконечность вокруг. Прощай корабль, манящий своими огнями назад из тьмы.

Я гоню от себя эту мысль. Куда подальше.

Может, это все из-за антенны. Перехватываю рукой металлическую опору и перекидываю тело на другую сторону, при этом стараясь не запутаться. Страховочные тросы, тянущиеся от маяка и нашего корабля, анализатора комсети под кодовым названием L1N4 — переиначенным в более человечное ЛИНА, — не дают мне сгинуть во мраке космоса, зато доставляют немало геморроя.