Мертвая тишина
Шрифт:
Как и раньше, Кейн не берет мою руку, но позволяет взять свою. Что я и делаю.
И мы тут же срываемся на бег. Я тяну его за собой как могу быстро. В темноте лишь и остается, что полагаться на чутье. Где-то в этом ничто есть выход, вот только где…
Каждый шаг ощущается как последний.
Лихорадочно пытаюсь вспомнить плавный изгиб коридора, где в нем располагаются пристенные декоративные столики.
Один из них немедленно обнаруживается, и весьма болезненно, когда я натыкаюсь на него бедром. Ваза с засохшими цветами с клацаньем покачивается
Причитания Рида позади сменяются рычанием и топотом. Он гонится за нами.
Мать твою.
Прихрамывая после столкновения, снова тяну Кейна. Под ногами хрустит битое стекло, выдавая наше расположение Дэрроу. Если, конечно же, ему все еще достает вменяемости делать простейшие выводы.
Тем не менее мрак впереди начинает рассеиваться, теперь я уверена в этом. И все же становится недостаточно светло, исходя из запомнившегося мне количества и яркости устанавливавшихся отделением Диас ламп.
Под поднятой заслонкой мы выбегаем на площадку Платинового уровня перед спиральной лестницей в атриум. Опустевший пьедестал, на котором раньше высилась «Грация» (или «Скорость») — столь желанный и знакомый ориентир.
И, считай, единственный.
Не сбавляя скорости, мчим к лестнице — мне отнюдь не хочется, чтобы Рид нас нагнал, а если это произойдет на ней, нам точно крышка, — и я на ходу бросаю взгляд вниз.
На какое-то мгновение мне застилает глаза, и я вижу атриум ярко и жизнерадостно освещенным. По нему туда-сюда прогуливаются десятки пассажиров — кто в вечернем туалете для зала торжеств, кто в купальных костюмах или халатах для водных процедур, Небольшая группка весело переговаривается, устроившись на пока еще не запачканных диванах. Никакого намека на кровь и побоище, сидят себе и чокаются бокалами с шампанским.
«Аврора» в один из своих последних моментов нормальной жизни. До того, как старший помощник Уоллес включил спрятанное устройство и обрек всех на ад.
Я моргаю, и видение исчезает, оставляя лишь тускло освещенный атриум, заполненный мертвецами.
Которых стало больше.
Лампы на стойках опрокинуты или разбиты пулями, хотя парочка все еще шипит и мерцает. А среди трупов пассажиров появилось несколько новых, облаченных в знакомые скафандры.
Пол заляпан свежей кровью, красной и пугающе яркой. Дорожки из ее жирных капель, кое-где собирающиеся в лужицы, убегают из зала и теряются в коридоре.
Значит, стрельба и крики доносились отсюда. Во всяком случае, какая-то их часть.
Прекрасно. Я пытаюсь подавить поднимающуюся внутри волну мрачного удовлетворения. От этого чувства мне не по себе. Я не хотела, чтобы кто-то погиб.
Но если дело сводится к выбору мы или они, насчет стороны гадать не приходится.
Практичная, прагматичная, гадкая. Пожалуй, я все-таки дитя «Верукса» в большей степени, нежели всегда осознавала. Но, опять же, я не подписывалась на смерть ради легенды прикрытия и, уж как пить дать, не я начала это, нахрен.
Перед полем боя на коленях сидит
Меня охватывает неуверенность. Как глубоко она погружена в свои видения? Насколько отвлечена на утрату или галлюцинацию — или на то и другое вместе? Быть может, нам удастся проскользнуть незамеченными?
Прежде чем я успеваю что-либо сделать, даже решиться на что-то, Диас резко поднимает голову и берет меня на прицел.
31
Я отступаю, отталкивая назад и Кейна. Вот только если Диас нажмет на крючок прямо сейчас, я не успею спасти ни себя, ни его.
Напряженно ожидаю оглушительного грохота выстрела и молниеносного, сокрушительного удара в грудь.
Ничего.
Выманивает меня на видное место? Или затеяла что-то другое?
Но если бы она хотела, выстрелила бы еще мгновение назад. Зачем ей хитрить со мной? Тогда, опять же, почему она не выстрелила?
— Ковалик! — ревет Рид позади нас. Звуки его неуверенных шагов все ближе.
Черт! Я рискую оглянуться. Пока Дэрроу не видно, но это ненадолго. Необходимо что-то предпринять, или мы умрем. Так или иначе. Но раз уж приходится выбирать, то пускай уж будет быстро из пистолета Диас.
Я осторожно снова приближаюсь к лестнице и заглядываю через перила в атриум.
Женщина по-прежнему целится в меня, твердо держа оружие двумя руками, однако не стреляет.
— Я тебе не верила, — говорит она.
Не совсем понимаю, что происходит, но почему бы и не поговорить, если это спасет нам жизни. Я медленно киваю и с усилием вылавливаю из травмированного горла слова, более похожие на скрежетание.
— Никто не верил.
Кроме разве что Макса, этого сраного лжеца.
Дыхание у Диас прерывистое, и я понимаю, что она плачет.
— Я его видела, — продолжает женщина.
Мгновенно соображаю, кого она имеет в виду. Маккохи.
— Он злился на меня. — У нее дрожит голос. — И был прав.
О черт. Меня охватывает тревога.
— Нет! — Поднимаю руки и делаю еще один шаг к лестнице. — Нет, он вовсе не злился! Он присматривал за тобой.
Существовавшая между ними эмоциональная связь сохранилась даже после смерти Маккохи.
— Он погиб, спасая меня… — Пистолет опускается на колени.
— Да, конечно же, — тараторю я, — только он не злился. Уверяю тебя. Человек… Призрак, которого я видела… — Мне так трудно подобрать верные слова. — Он заботился, даже после смерти. Понимаешь? А то, что ты чувствуешь и что якобы видела — это всего лишь тот прибор. Да ты и сама знаешь. Просто чертова штуковина вынуждает тебя думать, будто все плохо и что…