Мертвая зона
Шрифт:
А здесь оставаться нельзя. Леху глодало ощущение, что надвигается беда. Надо быстро всех спасать, начиная с Вик и кончая Пасечником, выводить хороших людей из Абуджи, а это невозможно, если сидеть на месте. Нужно шевелиться, искать шансы, пробовать варианты. Как бы ей объяснить.
А если так и сказать?
И он сказал.
— Забудь. Тебе не выбраться из города, — Вик небрежно отмахнулась. — Абуджа поймала тебя. Смирись и расслабься. Хватит думать о всякой ерунде, просто живи, пока живется.
— Тогда уезжай ты одна. Никто этого не ждет, у тебя получится.
Вик удивленно приподняла
— Пожалуйста, не говори больше, что я не понимаю! — взмолился Леха.
— Но ты и правда не понимаешь, — сказала она просто и спокойно. — Мне незачем ехать и некуда. Я держусь только на порошках джу-джу. Онкоцентр в Лагосе с трудом верит, что я не умерла до сих пор. Они давали три-четыре месяца. Джу-джу йоруба подарило мне почти два года.
Леха тихонько охнул.
— Конечно, это довольно необычное существование. Но тоже в общем жизнь. Просто такая особенная жизнь. В ней много потаенных смыслов, о каких я раньше и не думала... А ты не догадался, что со мной? Ну, значит, я не так уж страшно выгляжу.
— Извини... — пробормотал Леха.
— За что? Не понял — и не понял, и слава богу. Решил, что я сумасшедшая наркоманка? Это нормально, многие так думают. И боятся меня. И правильно делают. Я сумасшедшая. И я наркоманка, да.
— Перестань... — попросил он тихонько, опуская глаза и проклиная себя за недогадливость.
— А еще я последний «Ландскнехт», — сказала она неожиданно сурово, и Леха почувствовал знакомый прожигающий взгляд. — Хороший «Ландскнехт». Мертвый «Ландскнехт». Я тот самый наемник, что отступил в ад на перегруппировку. Увы, в моем персональном аду оказалось чертовски одиноко. Вот как это бывает на самом деле. Кто бы мог подумать, да? Дьявольски злая ирония.
Леха вздохнул. У него вдруг кончились слова. Вик не нуждалась в сочувствии, не нуждалась в одобрении; ей бы наверное пригодилось немного человеческого тепла — но ведь она его отвергнет. Она играла в мертвую наемницу и заигралась, — и кто ты такой, чтобы мешать ей?
Это ее способ оставаться живой, как ни парадоксально.
— Кто знает... — с трудом выдавил он. Просто чтобы не молчать. — Судьба.
— Скорее повезло. Знаешь, такое везение, когда другой бы сдох, а ты еще помучаешься, хе-хе... Опять стечение обстоятельств. Прихватило меня сразу, как мы приехали в Нигерию. Я пила обезболивающее, надеялась, что быстро закончим — и лягу на обследование. А было уже поздно суетиться и волноваться. Потом на одной деловой встрече у Муделе я как-то совсем расклеилась, он посмотрел — и забеспокоился. У него жена умерла от рака, неоперабельная опухоль... Вывез из города, положил в онкоцентр — и не хотел, чтобы я возвращалась. Но как я не вернусь, тут же наши в обороне, и меня врачи приговорили все равно... Знаешь, странное ощущение — вот сейчас рассказываю, — и будто не о себе. Ты сидишь такой... Как существо с другой планеты. И я себя веду с тобой как нормальная.
— Ты и есть нормальная!
Вик покачала головой.
— Не надейся.
— А на кого тогда надеяться? Ты единственный свободный человек в Абудже.
Вик подняла на него глаза, задумалась, и Леха снова увидел, как теплеют черные угольки.
— Умереть чтобы обрести свободу, да, в этом что-то есть. Неглупо... Но бесполезно. Ты чего так смотришь?
— А ты чего так смотришь?
Она фыркнула.
— Перестань. Не надо притворяться. Тебе меня жалко, а это совсем лишнее. Мертвых не жалеют.
— Вот же ты зануда! — вырвалось у Лехи.
Вик негромко хмыкнула, улыбнулась, почти рассмеялась и вдруг погрустнела.
— Это я должна сожалеть, — сказала она. — И я действительно искренне сочувствую. Не веришь? Нет, мне правда очень жаль. Но ты должен поверить на слово. Расслабься, живи и перестань суетиться. Ничего уже не исправишь. В конце концов, я была неплохим техником. То есть, понимаю, как работают всякие системы. И человеческие в том числе. Если я сейчас начну тебе объяснять, почему все бессмысленно и незачем дергаться, ты станешь упираться и возражать. Это пустой расход энергии. Можно придумать занятие получше.
— Какое? — быстро спросил Леха.
— Понятия не имею. Только не проси меня быть нормальной.
— Ну пойдем гулять тогда, — сказал Леха и полез из кровати.
— Ты в своем уме?
— А что такого? Там прохладно и луна красивая. Наверное.
Ноги вроде бы не подгибались. Вести себя естественно и непринужденно было труднее, чем стоять в полный рост, не шатаясь.
— Я же просила, чтобы ты не просил...
— Пойдем-пойдем, — бормотал Леха, копаясь в рюкзаке. Вместо пакета с чистым бельем попадалось под руку что угодно, ну, как всегда.
— Вообще, — сказала Вик, — ты редкий хам. Не надо так откровенно подчеркивать, что я мертвая.
— И как я это делаю?
— Леди остается леди даже в гробу. Имей, зараза, уважение. Не суй голую задницу даме под нос.
— А что, общие душевые в войсках уже отменили?
— Мы на гражданке, парень.
— Извини, — Леха натянул трусы. — Так лучше?
— По-моему, — задумчиво протянула Вик, — ты пытаешься мной манипулировать.
— Есть маленько, — сказал Леха. — Понимаешь, я вообразил одну картину — и она не отпускает. Как мы садимся в белый «Мерседес» и мчимся по ночной дороге. И луна во-от такая громадная светит нам. Ну красиво же!
— Я ненавижу луну! — выкрикнула Вик.
Леха чуть не выронил джинсы.
Редкий ты придурок, Филимонов. Забыл, чем она под луной занимается? Думаешь, ей весело? Наверное, в процессе — очень даже, иначе фиг бы ее заставили. Нажуется своего порошка джу-джу — и вперед. Но потом, судя по всему, наступает похмелье и становится грустно.
«А я херак его по черепу», вспомнил он.
— Дурак я. Прости.
Леха потерянно уселся рядом, опустив голову.
А она совсем как нормальная женщина уткнулась ему лбом в плечо.
— Это ты меня прости.
— Да тебя-то за что... Сама же говоришь, дурацкое стечение обстоятельств.
— За то, что ничем не могу помочь.
— Еще как можешь. Мне нужен интернет. На крайний случай, обычный телефон. Одолжи «спутник» на полчаса.
— Где я его тебе возьму? В городе с интернетом — глухо. И телефонии как таковой нет, все контакты по радио. Только у Муделе ходит боец с чемоданчиком, прикованным цепочкой к запястью. Гордый такой, будто это ядерный чемоданчик. В каком-то смысле — да, ядерный... Символ власти.