Мертвая зыбь (др. перевод)
Шрифт:
Сухая трава. Цветов нет.
Если Нильс Кант был в Стенвике, как сказал Герлоф, «козлом отпущения», почему тогда никто не упомянул его имя в связи с исчезновением Йенса? Да потому что он в то время уже почти десять лет лежал в могиле, вот почему. Герлоф послал ее сюда… зачем? Теперь-то совершенно ясно, что Нильс Кант никакого отношения к Йенсу иметь не мог. Более убедительное доказательство и придумать трудно – высечено на камне.
Опять тупик.
В двух метрах – еще один надгробный камень, из того же известняка, но выше и больше.
Юлия уже собралась уходить, но тут взгляд ее упал на клочок белой бумаги, еле приметно шевелящийся под ветром. Она бы его и не заметила, если бы не подошла ко второй могиле, – он лежал прямо за плитой. Подошла поближе.
Не клочок бумаги, а маленький белый конверт, вставленный между стеблями срезанных роз. Кто-то положил эти розы не так давно – еще не облетели сухие темно-красные лепестки. И почему-то не на камень, а позади. А может, ветром сдуло. Она взяла в руки конверт – влажный. Был под дождем.
Юлия огляделась. Ни единого человека. Прошла метров пятьдесят до белой церкви, но там, судя по всему, никого. Потрогала дверь – заперта.
Сунула конверт в карман пальто и вернулась к могиле матери. Собрала руками мокрые березовые листья, успевшие нападать, пока она отходила. Проверила, горит ли свеча в маленьком светильнике. Горит.
Вздохнула и медленно пошла к машине. До центра Марнеса было не больше километра.
В детстве поездка с дачи на восточный берег, в Марнес, была настоящим приключением. Там был не киоск, как в Стенвике, а настоящие магазины.
Она поехала в гавань – вспомнила, что там есть маленький ресторанчик. «Моби Дик. Ресторан и паб». Проезжая, заглянула в окно – в ресторане ни души. Правда, до ланча еще с полчаса.
Небольшая гавань тоже пуста – ни катеров, ни рыбацких лодок. Поставила машину на стоянку у небольшого супермаркета ICA и подошла к пустому бетонному пирсу – огромный указательный палец, вытянутый к пустому горизонту. Мелкая волна – море словно морщилось, не понимая, почему про него забыли. Где-то там, на северо-востоке, Готланд, а на юге – вновь ставшие самостоятельными балтийские государства, порвавшие с Советским Союзом. Эстония. Латвия, Литва. Мир, который Юлия никогда не видела.
Она повернулась и пошла по главной улице – ни одного прохожего. Магазин одежды, цветочный… вот и банкомат. Сняла триста крон и посмотрела на вылезшую из щели квитанцию. Денег на счету осталось совсем мало. Юлия поскорее смяла бумажку и выкинула. Чтобы не огорчаться.
У следующего дома она остановилась. На вывеске огромными буквами написано «ЭЛАНДС ПОСТЕН», а внизу, чуть помельче – «Дневная газета для всего северного Эланда».
Она подумала немного, преодолела нерешительность
Над дверью звякнул маленький бронзовый колокольчик. Небольшой холл хорошо освещен, но навсегда пропах сигаретным дымом. Стойка дежурного пуста, а за ней – что-то вроде небольшой конторы: столы, заваленные бумагами и газетами, на столах компьютеры, а за компьютерами – два пожилых господина, один седой, другой лысый как коленка. Они словно в униформе, подумала Юлия – джинсы и никогда не глаженные сорочки. На столе лысого табличка – ЛАРС. Т. БЛОМ. У седого таблички нет, но Юлия сразу его узнала – Бенгт Нюберг, тот самый репортер с каменоломни. Она увидела его в окно.
На стене висели набранные крупным жирным шрифтом первостраничные рубрики, и среди них – «ТРАГИЧЕСКИЙ НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ В КАМЕНОЛОМНЕ».
Разве не все несчастные случаи трагичны?
– Могу чем-нибудь помочь? – Бенгт Нюберг, похоже, ее не узнал. Он смотрел на нее поверх толстых очков для чтения. – Хотите дать объявление?
– Нет. – Юлия, собственно, и сама не могла бы объяснить, что ей здесь надо. – Шла мимо… я сейчас живу в Стенвике… мой сын пропал.
Зачем я это сказала?
– Вот оно что… Тогда вам нужно в полицию. Дом рядом.
– Спасибо. – У Юлии забилось сердце. Зачем она это сказала?
– Или вы хотите, чтобы мы об этом написали?
– Нет… пойду в полицию.
– Когда он пропал? – У Ларса Т. Блома оказался глубокий, хрипловатый бас. – Здесь, в Марнесе?
– Нет-нет… это произошло не сегодня. – Она почувствовала, что неудержимо краснеет. Ей почему-то стало стыдно, будто соврала без всякой на то причины. – Я пойду, пожалуй. Спасибо.
Быстро повернулась и вышла на улицу, чувствуя на спине недоуменные взгляды.
Глубоко вдохнула прохладный воздух и постаралась расслабиться. Зачем я вообще туда пошла? Зачем завела разговор о Йенсе? Ей всегда было трудно довериться незнакомым людям. А в такой дыре, как Марнес… все друг друга знают, ни одно новое лицо не остается незамеченным, тут же начинаются сплетни. Ей вдруг захотелось домой, в Гётеборг, где никто никого не замечает, отношения между людьми примерно такие, как у деревьев в лесу. Проходят мимо, даже не удостоив тебя взглядом.
Бенгт Нюберг сказал правду – в соседнем доме помещалась полиция. Над входом красовался шведский герб – желто-голубой щит с тремя коронами.
На двери приклеена записка. Юлия поднялась на крыльцо и прочитала. Черной тушью было написано следующее:
«ОТДЕЛЕНИЕ РАБОТАЕТ ПО СРЕДАМ С 10 до 12».
Сегодня пятница, следовательно, марнесское отделение полиции закрыто. А если кто-то, не знакомый с местными правилами, выбрал для преступления другой день, не среду? Никакой записки, объясняющей, как поступать в таких случаях, Юлия не нашла.
Она спустилась с крыльца и услышала, как за спиной скрипнула дверь. Обернулась – на пороге стоял Леннарт Хенрикссон и приветливо улыбался.