Мертвая зыбь (др. перевод)
Шрифт:
– И ты поехала к ней?
– Села на автобус и поехала в Стенвик. Вхожу в сад… лето было, входная дверь приоткрыта, ну я и пошла по ступенькам. А ноги-то дрожат – я ведь побаивалась Веру, и не только я одна. Слышу, в доме музыка, негромко так… то ли радио, то ли патефон. И голоса. Кто-то у нее был.
– У нее ведь много лет была экономка, так что, скорее всего…
– Нет. Двое мужчин. Один бормотал что-то, не разобрать, а у другого голос такой зычный, уверенный… я бы сказала, капитанский.
– А ты их не видела?
– Нет-нет, –
Герлоф понимающе кивнул. Вера умерла на той же лестнице, с которой свалилась Юлия.
– А о чем они там говорили? Эти двое?
– Не знаю… – Майя пожала плечами. – Что-то там о тоске… Это тот, громкоголосый, сказал. «Если вы тоскуете друг по другу»… или что-то в этом роде.
Герлоф задумался.
– Может, родственники? У нее полно родни в Смоланде.
– Очень может быть.
Они помолчали.
Больше вопросов у Герлофа не было – он и так узнал куда больше, чем ожидал. Все это надо обдумать.
– Ну что же. – Он протянул руку, чтобы погладить ее по плечу, но она слегка нагнулась, и на месте плеча оказалась щека. Они замерли ненадолго. Майя закрыла глаза.
Герлоф вздрогнул и отнял руку.
– Майя… я уже не могу…
– Ты уверен?
Он грустно кивнул.
– Суставы болят так, что…
– К весне обычно проходит. Так часто бывает.
– Будем надеяться. – Он постарался встать как можно быстрее. – Так-то я еще бодр, ты не думай, вот если бы не Шёгрен… Как бы то ни было, Майя, большое спасибо. Я никому не расскажу про наш разговор. Ты знаешь…
Майя осталась сидеть.
– Все хорошо, Герлоф, – тихо сказала она.
Он положил футляр на столик. Оказывается, он так и держал его в руке. Но Майя покачала головой, вынула распятие, отложила в сторону и протянула ему футляр.
– Возьми, – сказала она. – Пусть будет у тебя. Зачем мне эти заботы?
– Договорились.
Он неуклюже покивал на прощанье и ушел. Тяжелый и холодный футляр оттягивал карман брюк, камушки слегка погромыхивали при каждом шаге.
Герлоф вернулся в свою комнату и запер дверь. Никогда не запирал, а сейчас запер.
Военный трофей. Оккупанты отнимают у людей последнее и называют это трофеями. Интересно, у кого солдаты отняли эти камушки? Они-то поплатились за них жизнью, а может, не только они?
И
Герлоф огляделся. Шкатулкой с двойным дном он до сих пор не обзавелся.
Взгляд его упал на книжную полку. Там стояло его последнее произведение – бриг «Синяя птица», последний рейс… вернее, как он, Герлоф, представлял себе последние секунды брига, за мгновение до того, как тот разбился о скалы в Богуслене. Тяжелый крен, одна из мачт сломана, с рей свисают обрывки парусов. Вся эта драма, разумеется, происходит в бутылке.
Он аккуратно вынул пробку и осторожно пересыпал камни в бутылку. Немного встряхнул, посмотрел, встряхнул еще раз – камушки теперь представляли собой богусленские рифы, те самые, на которые наскочил бриг.
Пока сойдет.
Поставил назад бутылку, полюбовался своей работой и спрятал ржавый футляр за книгами.
Весь остаток вечера он то и дело невольно оглядывался на бутылку. И когда оглянулся двенадцатый или пятнадцатый раз, понял, почему Майя выглядела такой довольной, отдавая ему камушки.
И в эту же ночь ему приснился кошмар. Тот самый. Он стоит у релинга на корабле. Почему-то ему представляется, что где-то между северной оконечностью Эланда и островом Оаксен. Начинаются сумерки, ветра почти нет. Он смотрит на зеркальную воду, потом переводит взгляд на горизонт – земли нигде не видно… опять смотрит на воду и видит мину. Старая мина, еще времен войны.
Она дрейфует прямо на него, большой рогатый шар с прилипшими ракушками, кое-где зеленый от водорослей.
И уклониться он не может – ветра нет, и лайба неуправляема. Остается только смотреть, как медленно, очень медленно и неумолимо мина приближается к борту.
И как всегда, он закричал во сне и тут же проснулся – за секунду перед взрывом.
23
Воскресенье. Юлия с аппетитом поела и устроилась у окна в гостиной Астрид. Прислонила костыли к спинке стула и наблюдала, как ее сестра Лена со своим мужем ходят вокруг машины.
Она продержала «форд» две недели вместо оговоренных трех дней, но теперь празднику свободных передвижений пришел конец. Это и к лучшему – она все равно не может сидеть за рулем с загипсованными ногой и рукой.
Лена и Рихард приехали в субботу, навестили Герлофа и выпили в Марнесе кофе. Переночевали в доме в Стенвике, а утром явились к Астрид Линдер. После вежливых вопросов и приветствий выяснилось, что они намереваются отвезти Юлию в Гётеборг.
Как и следовало ожидать, никто не озаботился предупредить Юлию. Даже не сообщили, что приезжают. Она так же, как сейчас, сидела у окна и вдруг увидела, как к дому подъезжает темно-зеленый «вольво». Прятаться поздно.
– Привет, привет! – бодро воскликнула Лена и обняла сестру. Юлия вскрикнула от боли – сломанная ключица воткнулась ей в шею. – Как ты? – Лена неодобрительно посмотрела на костыли и покачала головой.