Мертвая зыбь (др. перевод)
Шрифт:
– Пьяная ссора в кемпинге. Двенадцать лет назад. Ему показалось, что ему угрожают, и он избил какого-то парня из Стокгольма. Я сам его задерживал. Штраф и какой-то условный срок.
Юлия подумала.
– А сейчас его в чем-то подозревают? Вы за ним охотитесь?
– Об охоте и речи быть не может. Я хочу его найти, поговорить… узнать, что он делал в вилле Веры Кант. Он все-таки совершил взлом.
И я тоже, подумала Юлия. Я тоже, строго говоря, совершила взлом.
– А вы спросите его про Йенса? Где он был, этот Андерс, в
– Может быть… вы считаете, надо спросить?
– Не знаю…
Она не могла припомнить, чтобы Андерс когда-то встречался с Йенсом. Но ведь должен же был он знать мальчика, в Стенвике все друг друга знают. Летом все ходили купаться к мосткам, в двух шагах от кемпинга. Может быть, Андерс стоял на обрыве и смотрел на Йенса?
– Андерс, судя по всему, в Боргхольме. Мы его найдем, – сказал Леннарт. – Если узнаем что-нибудь новое, я вам позвоню.
Потом позвонил Герлоф, но она постаралась побыстрее закончить разговор – ей было стыдно. Чем больше она думала о своем отчаянном предприятии, о том, что она и впрямь считала возможным, что Йенс там прячется, тем сильнее ее охватывал стыд.
В понедельник утром Герлоф, наконец, добрался до Стенвика – его привез Йон Хагман. Юлия долго сражалась с костылями – открыть дверь, кроме нее, было некому, Астрид поехала в Марнес покупать продукты.
Йон даже не вышел из машины. Юлия видела, как он сидит за баранкой, сгорбившийся и задумчивый.
– Хочу посмотреть, как ты. – Герлоф опирался на свою палку и никак не мог отдышаться – ему пришлось без посторонней помощи пройти двадцать метров от машины до двери.
– Я себя чувствую прекрасно, – сказала Юлия и покачалась на костылях. – Вы с Йоном куда-то собрались?
– Смоланд, – коротко ответил Герлоф.
– А когда вернетесь?
– Ты в точности как Буэль, – засмеялся отец. – Если бы я сидел в своей комнате сутки напролет, она была бы счастлива… Вернемся к вечеру. Может быть, кстати, заедем к Мартину Мальму, если у него в голове хоть чуть-чуть прояснилось.
– Эта поездка имеет какое-то отношение к Нильсу Канту?
– Возможно… Поглядим.
Юлия только кивнула. Не хочешь говорить – не надо.
– Я слышала насчет сына Йона, – сказала она. – Леннарт говорит, это ты на него указал.
– Да, я назвал его имя. Йон дуется на меня из-за этого. Но это же был только вопрос времени. Никто, кроме Андерса, снюсом у нас не увлекается.
– Они хотят допросить Андерса. Я, конечно, не уверена, но у меня такое ощущение, что полиция в Боргхольме собирается снять с полки это дело. О пропаже Йенса, ты меня понял.
– Да… но Андерс-то тут ни при чем. Если они думают, что это он, это ложный след.
– Так почему бы вам с Йоном не направить их на правильный след?
– Полицейские к пенсионерам не прислушиваются, особенно когда мы носимся с бредовыми, как им кажется, идеями… Мы у них доверия не вызываем.
– Но вы же все равно не сдаетесь.
– Вот и хорошо, – сказал Герлоф. – Раз ты восхищаешься, мы удвоим старания.
– Давайте, давайте. От этого никто не умирал.
Откуда ей было знать, что ее ирония окажется пророческой: следующий раз, когда она увидит отца, он будет лежать на смертном одре.
Панама-сити, апрель 1963 года
Город Панама, столица Республики Панама, давшей имя знаменитому каналу.
Небоскребы в окружении полуразвалившихся картонных лачуг. Машины, автобусы, джипы, мотоциклы, потные американские солдаты, стаи непрерывно жужжащих мух и симфония запахов: бензиновая гарь, гнилые фрукты, жареная рыба.
Нильс Кант до темноты бродил по узким улицам. Стертые подошвы горели невыносимо, но он шел и шел. Искал шведских моряков.
Шведских моряков в Коста-Рике он не видел. Ни одного. Ему сказали – поезжай в Панаму. Шесть часов на разбитом автобусе. За последние два года он здесь уже в пятый раз.
У входа в восьмидесятикилометровый канал собираются корабли со всего мира. Прошел канал – избежал многодневного плавания вокруг мыса Горн. Моряки в ожидании, пока пропустят их корабль, осваивают портовые бары. Кое-кто так и не возвращается на корабль. Бумсен. Бомжи.
Среди них он и ищет нужного человека. Он ищет в гавани, если на рейде стоит какой-нибудь корабль из северных стран, ищет у Скандинавской церкви – там раздают бесплатный хлеб. Около баров и магазинов – бомжи просят там подаяния. Пьют они всё – от дешевого колумбийского рома до спирта, перегнанного из пересохшей сапожной мази.
На второй вечер Нильс, как обычно, шел по потрескавшемуся бетонному тротуару. Поблизости от Скандинавской церкви взгляд его упал на темный подъезд. Там он различил нелепую фигуру на корточках с бутылкой в руке. Нильс подошел поближе. В нос ударил тяжелый запах блевотины.
– Ты в порядке? – спросил он по-шведски. Если тот не поймет, незачем терять на него время.
– ?Qu'e has dicho? Что ты сказал?
– Я спросил, как ты себя чувствуешь?
– А ты что, швед?
Шведская речь. В глазах еще мелькает какая-то искра, морщины у глаз и у рта есть, но не такие уж глубокие. Если он и опустился на дно, то сравнительно недавно.
– Я с Эланда, – кивает Нильс.
– С Эланда? О, дьявол… Я из Смоланда. Родился в Нюбру. Мы ж почти соседи! О, дьявол…
– Мир тесен.
– А теперь вот… Пропустил шлюзование.
– Не повезло.
– Еще в прошлом году. В каталажку попал. Драка в баре, им не понравилось, что я лакал пиво прямо из кувшина… – Взгляд его оживляется. – А деньги у тебя есть?
– Может, и есть.
– Так пойди купи что-нибудь… купи виски. Я знаю где. Там недорого.
Он пытается встать, но ноги держат плохо. Опирается рукой о стену и опять опускается на корточки.