Мертвая зыбь (др. перевод)
Шрифт:
Герлоф буквально изнемогал от усталости. И Мартин – он словно обмяк, растекся по своему креслу и не делал никаких попыток сказать что-то еще. Даже не шевелился.
Такое чувство, что в гостиной кончился весь воздух. К тому же почему-то стало темно.
Он с трудом встал.
– Ну что ж, Мартин, спасибо… Держись. Может, зайду еще раз.
Он пошел к двери, но та открылась сама по себе. В проеме возникла бледная Анн-Бритт.
Герлоф слабо улыбнулся.
– Славно поговорили.
И
Она пропустила его в холл и вышла следом.
– Ну что ж, спасибо.
– Это я послала, – внезапно сказала Анн-Бритт и показала на его портфель, из которого торчал коричневый конверт.
Герлоф остановился.
– У Мартина рак печени, – сказала она тихо. – Ему недолго осталось.
– А откуда вы… откуда вы знали, кому слать?
– Мартин дал мне этот пакет еще летом… и адрес написал. Так что оставалось только отправить.
– А звонили тоже вы? Мне кто-то позвонил… сразу, как я получил пакет… и бросил трубку.
– Да… хотела спросить про сандалик. Откуда он у Мартина и что все это значит. И побоялась услышать ответ, повесила трубку. Неужели Мартин мог сделать что-то плохое с вашим сыном?
– Не с сыном. – Герлоф настолько устал, что с трудом произносил слова. – С внуком. А что означает этот сандалик, я и сам не знаю.
– И я не знаю, но… – Она замолчала и после паузы продолжила: – Мартин ничего не хотел говорить. Но я… я решила, что он берег этот сандалик, как… не знаю, как сказать… как своего рода гарантию. Может так быть?
– Гарантию? Гарантию чего?
– Как защиту… против кого-то. Откуда мне знать…
Герлоф внимательно посмотрел на нее.
– Значит, Мартин говорил что-то про семейство Кантов?
Она отвернулась, помолчала, словно решая, что ответить, и кивнула.
– Да… у них были дела. Вера Кант помогла с его первым океанником.
– Вера? Из Стенвика? Разве не Август?
– Ну нет. – Она покачала головой. – Вера Кант помогла ему с… как теперь говорят, с инвестициями. Без этих денег…
У Герлофа оставался только один вопрос. Он хотел задать его, прежде чем покинуть этот большой, мрачный дом.
– Вспомните, Анн-Бритт… перед тем как Мартин дал вам этот сверток, к нему кто-нибудь приходил?
– К нам мало кто приходит.
– И все же… кто-то из Стенвика? Старый каменотес. Эрнст Адольфссон?
– А, Эрнст… да, он бывал. Мы купили у него кое-что… ну, из его скульптур. Он же умер. Или погиб, не знаю… Но приходил он давно, еще летом.
И опять Эрнст успел первым, подумал Герлоф.
– Спасибо. – Он взял пальто, показавшееся ему тяжелым, как средневековые латы. – А Мартину не надо лечь в больницу?
– Нет, никакой больницы… Врачи сами приходят.
Ветер
Он доковылял до машины и открыл дверцу.
Йон молча кивнул.
– Поговорил, – только и сказал Герлоф.
– Ну, – только и сказал Йон.
Только сейчас Герлоф заметил, вернее, не заметил, а почувствовал, что на заднем сиденье кто-то есть. Он с трудом обернулся. Андерс.
– Я заезжал к ним, – пояснил Йон. – Андерса отпустили.
– Вот и хорошо. Привет, Андерс.
Сын Йона молча кивнул.
– Значит, в полиции тебе поверили?
– Ну, – с той же интонацией, что и отец, ответил Андерс.
– Больше не пойдешь в дом Кантов?
– Не-а. Там привидение.
– И я такое слышал. Но как ты их не боялся?
– Кого – их? Там одно привидение. И она не выходит из своей комнаты.
– Она? Ты хочешь сказать – Вера Кант?
– Она злится, – кивнул Андерс.
– Злится?
– Считает, что ее обманули.
– Вот она как считает… – Герлоф внезапно вспомнил о мужских голосах, которые слышала на кухне у Веры Майя Нюман. Один из этих голосов, скорее всего, принадлежал Мартину Мальму.
Йон включил стеклоочистители – дождь и не собирался стихать.
– Я задержусь, – сказал он. Они как раз выехали на главную улицу Боргхольма. – Зайду выпью кофе с его матерью. Пошли со мной, тебе будут рады.
– Хорошо бы, но надо ехать, – быстро сказал Герлоф, – а то Буэль удар хватит.
– Это да, – кивнул Йон.
– Сяду на автобус до Марнеса. По-моему, он идет в полчетвертого. Раньше так было. Если расписание не изменили.
– Подъедем на автовокзал и посмотрим.
Герлоф сидел молча. Как всегда, у него после разговора осталось ощущение, что он что-то упустил. Ставил неверные вопросы, не постарался догадаться, что Мартин пытался ему сказать. Надо было записать все…
– Мартин не может говорить.
– Совсем не может?
– Совсем.
На повороте у площади Герлоф вдруг заметил в окне ресторана на другой стороне свою дочь Юлию. Она была в обществе Леннарта Хенрикссона, полицейского. Герлоф не особенно удивился.
Юлия смотрела на Леннарта, и вид у нее был… не то чтобы радостный, но какой-то умиротворенный. И Леннарт такой оживленный, каким Герлоф не видел его уже много лет.
Это хорошо.
– Значит, поедешь автобусом? – спросил Йон.