Мёртвая зыбь

Никулин Лев Вениаминович

Потапов, поклонившись, разглядел в полумраке седую бороду и жёлтую лысину Ртищева, которого знал по старому времени. В огромном, худом как скелет человеке, который сидел на табурете у самой печи, он угадал кавалергарда Струйского.

Совещание открыл Ртищев. Он начал с того, что наконец МОЦР обрела в лице его превосходительства Николая Михайловича выдающегося военного деятеля. Таким образом, в составе будущего правительства России пост военного министра не является больше вакантным.

Якушев попросил себе особых полномочий на тот случай, когда собрать Политический совет не представится возможным. Полномочия ему были даны. Особой группе Стауница предлагалось состоять в полном распоряжении Политического совета, что означало подчиняться Якушеву и Потапову.

Затем

Боярин Василий (он же Ртищев) объявил, что Фёдоров (он же Якушев) сделает важное сообщение.

С почтительным изумлением Потапов слушал Якушева. Он знал его как чиновника министерства путей сообщения в чине действительного статского советника, светского говоруна и поклонника хорошеньких женщин, а тут, в такой сложной игре, перед ним предстал тонкий и умный актёр, знаток человеческих душ, отлично изучивший своих партнёров. А среди них были и неглупые и очень опасные деятели.

Прежде всего Якушев дал точный анализ господ, которые стояли у власти в Польше и Финляндии, в странах, привлекавших особое внимание русских монархистов. Если в Финляндии у власти был знакомый всем барон генерал-лейтенант Маннергейм, в прошлом офицер кавалергардского её величества полка, то деятели МОЦР плохо разбирались в польских делах. Якушев объяснил им, что, несомненно, в этой стране вернутся к власти Пилсудский и его полковники, не исключён военный переворот. Якушев резко осудил политику «наших зарубежных братьев» из ВМС. Они мешают МОЦР использовать 2-й отдел польского генерального штаба и настораживают этот штаб:

— Я и наш друг и собрат (взгляд и полупоклон в сторону Потапова) едем в Польшу. Мы собираемся поставить перед польским генштабом важные для нас вопросы — создание не одного, а двух «окон» на границе. Мы имеем в виду расположить на территории Польши, вдоль польско-советской границы, отряды русской конницы под видом рабочих на угодьях польских и русских землевладельцев. Вы понимаете, господа, как это важно! Вспомним Савинкова. Ему удалось сконцентрировать на польской стороне несколько десятков тысяч штыков и сабель под флагом «Союза защиты родины и свободы». Неужели нам не удастся создать несколько небольших по численности отрядов, которые могут послужить авангардом в случае военного конфликта между Польшей и Советами?.. Все это было бы осуществимо, если бы наши дорогие собратья держали себя умно, если бы, к примеру сказать, наш любезный друг из Высшего монархического совета Николай Евгеньевич Марков не писал громовых статей и не читал лекций о Российской империи в пределах тысяча девятьсот четырнадцатого года и не называл Польшу привисленскими губерниями, не обещал полякам генерал-губернатора вроде известного нам Скалона. Один ли Николай Евгеньевич делает такие «гафы»? Я могу назвать и других, подобных ему политиков. А это настораживает Пилсудского и пилсудчиков. И не только их… Я слышу неодобрительные возгласы. Друзья мои, я точно так же мыслю, как Николай Евгеньевич, но есть мудрая пословица, я позволю себе её перефразировать: «Если хочешь есть пирог с грибами, держи, но крайней мере временно, язык за зубами». Поэтому, дорогие собратья, терпение и терпение. И имейте в виду, что наша командировка в Польшу может не дать так скоро желаемых результатов…

«Ах, лиса, — подумал Потапов, — очень нам с тобой нужны эти отряды врангелевцев на границе, а вот „окна“ — дело другое».

— Ни в коем случае не раздражать поляков, делать вид, что наше правительство будет уважать суверенитет и почитать будущего главу государства — Пилсудского… — так закончил Якушев.

Боярин Василий пригласил высказаться Мирзоева по самому болезненному вопросу — о финансовых затруднениях МОЦР.

— В конфиденциальном письме из Парижа мои родственники, Чермоевы, пишут: «Вы, наверно, думаете, что мы располагаем прежними возможностями, и ошибаетесь. Подлец Гукасов продал свой нефтеналивной флот англичанам. На его счастье, флот находился в британских водах. Он как был, так и остался миллионер. Мы же не могли вывезти принадлежавшие нам нефтяные источники в Европу, как вам известно. Откуда же нам взять средства, чтобы помочь нашим друзьям?..» Я не буду читать полностью письма, но

ознакомлю вас с таким предложением: «Если бы вам удалось устроить хотя бы небольшое восстание на Северном Кавказе, то можно было бы здесь представить его как начало большого дела. И я уверен, что деньги бы тотчас нашлись. Мы знаем от генерала Улагая и его братьев, что на Кавказе найдутся люди, есть и хорошо спрятанное оружие, — следовательно, МОЦР остаётся взять дело в свои руки…»

— Браво!

Якушев строго взглянул на Струйского:

— Вместо патетических восклицаний нам следует выслушать мнение начальника штаба.

Все повернулись к Потапову.

— Я категорически должен возразить против «хотя бы небольшого восстания». Не преуменьшайте вооружённых сил Советов. Они справятся с таким «путчем» легко и быстро. Начинать дело можно, если ты уверен в успехе. Генералу Улагаю легко командовать из Парижа. Но ведь нам-то отсюда виднее.

Потапов произнёс это веско и убедительно. Никто не возразил.

— Будем беречь силы и готовиться. Иное дело, если Антанта решится на интервенцию, — вздыхая сказал Ртищев. — Пожелаем же удачи нашим дорогим соратникам.

Потапов заметил, что эти господа решали дела в спешке.

Все нервно повернулись к двери, когда вошёл человек, в котором Потапов, по рассказам Якушева, узнал Стауница. Он получил из рук Ртищева бумаги. «По-видимому, для шифровки», — подумал Потапов. Ему было известно, что этот человек исполняет обязанности начальника канцелярии МОЦР.

— Кажется, все? — спросил Ртищев.

И по тому, как быстро опустела сторожка, Потапов понял, что каждый хотел уйти поскорее.

Якушев и Потапов вышли последними. Когда они очутились за оградой кладбища, Якушев спросил:

— Ваши впечатления, Николай Михайлович?

— Вот эти монстры думают восстановить монархию в России?.. У меня было такое впечатление, будто из склепов вылезли мертвецы и справляют шабаш, все эти камер-юнкеры, камергеры, бароны… — Потапов остановился. — Но вы лучше меня знаете, кто за ними стоит. Монархию они не восстановят, но натворят бед, если мы с вами и нашими товарищами не возьмёмся за них. Не так ли, ваше высокопревосходительство, министр иностранных дел?

— Абсолютно согласен с вашим высокопревосходительством, военным министром.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— А пока как бы господа министры не пропустили трамвай. Он в этих местах ходит редко.

Им предстояло нелёгкое испытание. Разведотдел польского генштаба имел солидную репутацию в Сюртэ женераль и в Интеллидженс сервис. Об этом их предупредил Артузов. Накануне отъезда они репетировали свои роли: Потапов — типичного «момента» (так назывались карьеристы-офицеры, получившие образование в Академии генерального штаба), светского человека, близкого ко двору, Якушев — человека себе на уме, но тоже карьериста, влиятельного руководителя сильной подпольной организации, готовой взять власть в свои руки. И как обычно между штатским генералом и военным, к тому же генштабистом, они решили изобразить лёгкое соперничество.

Оба признались друг другу, что в молодости имели успех в любительских спектаклях, но им предстоял спектакль другого рода, более серьёзный. И они серьёзно готовились к этой игре.

В то время когда Потапов и Якушев благополучно перешли границу и находились в Польше, произошло то, чего опасался Артузов. От Щелгачева из Ревеля поступило сообщение, что в Москву следует супружеская пара Шульц. Их направляет Кутепов. Они хорошо ему известны по «Союзу галлиполийцев». Щелгачев дал им явку к Роману Бирку, а Бирк к Стауницу, в Москву.

Об этой новости доложил Артузову Зубов.

33

Таким образом, «Трест» должен был принять «контролёров» — эмиссаров Кутепова, убеждённых монархистов, в сущности соглядатаев. К тому же ни Якушева, ни Потапова не было в Москве, и Зубову предстояло заняться ими одному. Инструкции Артузова и Старова были такими: настроить Стауница против приезжих «контролёров», не спускать глаз с него самого и до приезда Якушева пресекать всякие попытки эмиссаров Кутепова связаться с Политическим советом МОЦР.