Мертвая

Демина Карина

Мама… поймет.Или отец.Или… кто-нибудь… полоска света на полу. Дверь в гостиную приоткрыта.

– Дорогой, мне кажется, что ты ошибаешься, все не может быть настолько просто, - матушка сидит в кресле у камина. Ее лицо скрывается в тени, но я вижу длинный подол клетчатого платья.

Кружевная отделка.Домашние туфли.Матушка всегда выглядит наилучшим образом, потому как она леди, а леди не имеют права выглядеть иначе. И я хочу быть похожей на нее, а потому спешно пальцами пытаюсь разгладить волосы. Коса, которую мне фройлян риммер заплетала на ночь, опять

растрепалась.И рубашка мятая.Я не хочу выглядеть жалко, а потому замираю.Не решаюсь толкнуть дверь.

– Почему?
– голос отца доносится из-за двери. Его я не вижу. – Как раз все логично…

– Тогда почему предыдущая группа ушла? В полном составе, заметь… то, что ты предлагаешь, оставляет определенный люфт, и кто-то должен был уцелеть.

– Нельзя ждать результата, работая с изначально дрянным материалом.

Я прикасаюсь к двери. Я почти готова отступить, но… раскат грома заставляет дом содрогнуться.

– Это не материал. Это ведь люди,и если ты ошибаешься…

– Ты принимаешь все слишком близко к сердцу.

– Я не могу иначе. Я просто… я думаю, а что если это в принципе невозможно? Вы набираете новую группу, а если и они тоже… если обречены изначально…

Моя решительность окончательно тает. Нехорошо подслушивать, но речь идет обо мне.

– Успокойся.

– Как?! Скажи, как я могу успокоиться, если мы опять собираемся…

– Ты преувеличиваешь.

– Преувеличиваю?
– матушкин смех горек.
– Скольких уже похоронили? И сколько ещё должно умереть, чтобы вы, наконец, поняли… - матушка срывается на крик и я отступаю.

Она никогда не кричала.Даже когда очень сердилась, потому как леди не повышают голос, но теперь… сейчас… и от этого становится очень-очень страшно, куда страшнее чем от грозы.

– Просто нужно доработать ритуал…

…громкий бой часов разносится по дому, обращая в прах мои воспоминания.Больно.Темно.

– Тише, - бабушка держит мою руку, и сама вычерчивает узор на запястье.
– Терпи. Так надо…

Острие клинка вспарывает кожу,и кровь красна. Крови много. Она стекает, обвивая запястье алым браслетом, капли падают в черную уродливую миску, но уходят в днище ее.И становится дурно.Из меня будто тянут силу.

– Терпи.

Бабушка не позволяет упасть.

– Смотри.

Она поворачивает меня к статуе.Кхари в алых одеждах. Ее ноги попирают черепа. В шести ее руках скрывается смерть. На шее ее – ожерелье из черепов. Бабушка берет мою руку и пальцами проводит по разрезанному запястью.

– Не бойся.

Страха нет. Я не знаю, почему должна бояться. В черных глазах богини мне видится обещание покоя. Быть может, вечного, но детей вечность не страшит.Мы идем.Вдвоем.И бабушке каждый шаг дается с трудом, а я напротив ощущаю прилив сил. И оказываясь у самой статуи – она невелика, в две ладони, но сделана столь искусно, что золотое лицо богини кажется живым. И слишком… однотонным? Ему не хватает яркости. Я протягиваю руку и пальцами касаюсь губ.

Так лучше.Намного лучше.Сила наполняет меня.Она темная и сладкая,

слаще шоколадного торта. И темнее бабушкиного кофе. От нее кружится голова. И я беру ее в ладони. Она тянется тонкими нитями…она еще во мне.Теплится темный огонек.Дрожит.И я оживаю.Снова.Это неприятно. На сей раз возвращение происходит куда более болезненно. Я остро ощущаю, насколько повреждено мое тело. Нити проклятья пронизали его, а следом, по темным каналам прошелся свет, уродуя то, что ещё не было изуродовано.

…уж лучше бы…боль была явной.

Ненавижу.Найду и голову оторву… инквизитору тоже… с его помощью…Кажется, я застонала. И меня услышали.Прикосновение потревожило мое тело, которое больше не являлось телом как таковым, но представляло собой груду плоти, где с трудом удерживалось мое сознание.

Губ коснулось что-то влажное.Теплое.И… я сделала глоток.А потом ещё один и еще… я глотала горячую живую кровь, и та унимала боль. Раны стремительно зарастали, не скажу, что это было приятно, однако я терпела.И пила.Ела? Не важно, главное, что я возвращалась… я имела право вернуться. Я… была.

– В кого ты такая дура?
– ласково спросил Диттер, убирая руку.

Жаль.Я бы не отказалась еще от нескольких глотков.

– Я блондинка, между прочим, - голос звучал хрипло, сорвано.

Надо же… а место все то же.Темный двор. Огонь вот догорает. Забор почти обвалился,и дождь льет темною стеной. Я промокла до капли, кажется, слегка обгорела, но не от керосина…

Диттер вздохнул и поинтересовался:

– Встать можешь?

Оказывается, я лежала.На грязной земле, в луже почти. Правда, голову дознаватель удобно устроил на своих коленях, что добавляло некоторого напрочь неуместного романтизма… разве что в моем воображении существующего.

– Могу, - я села.

Кровь… найду того урода, который в меня этой гадостью кинул и… и интересно, во всех источниках вернувшихся полагали практически неуязвимыми. Яд, сталь… даже заговоренное серебро, помнится, не способны были причинить вреда. А вот проклятье…

– Тебе стоит вернуться, – Диттер был мокрым.
– Пока никто не спохватился… и мне тоже.

– А… дом?

– Его не тронут. Помнится, ты упоминала, что у тебя телеграф имеется?

Имеется.И телефон тоже.

– Хорошо, - Диттер помог мне встать.
– Тогда стоит поспешить. Только… отойди, ладно?

Он сам вывел меня за ограду, а после вернулся к дому. Я не видела, что именно он сделал, просто в какой-то момент над домом вспыхнуло белесое пламя.

…двойная защита?Так надежней.

…возвращались мы вместе. И лишь у ограды я отступила : он прав, меня не должны видеть. Забраться в дом по плющу оказалось не так и просто,и уже оказавшись в комнате, я с трудом удержалась, чтобы не рухнуть на кровать.Сначала переодеться.И порядок навести.

…я вызвала Гюнтера, который явился незамедлительно. Два щелчка пальцами и мокрые следы на подоконнике исчезли, как и комочки грязи, которые несколько портили внешний вид паркета.