Мертвая
Шрифт:
Не важно.Я остановилась на площадке, где начинался подъем.Здесь было даже красиво.Куполообразный потолок. Белые клыки сталактитов. Темные неровные стены… и не нужно знать, что неровности эти – иллюзия, скрывающая несколько подземных ходов. Одни выводили в дом,другие – за пределы. Меня привела сюда мама, когда мне исполнилось пять.Это казалось приключением.Позже я приходила одна,и… никто не беспокоился? Конечно, здесь место Ее власти, а она не позволит случиться беде.
– А теперь наверх? – Вильгельм вздохнул и оглянулся на Диттера.
– Ты как?
– Не дождешься.
–
Диттер скрутил фигу.
– Определенно, хорошие манеры – удел избранных… леди, прошу вас… не подумайте дурно, но как-то подозреваю, что нам здесь будут не рады…
Верно.Она не недовольна. Скорее удивлена: сюда редко поднимаются чужаки. А я… я спешу. Я так давно не была здесь… я уже и забыла, каково это… всеобъемлющее чувство покоя.Тишина.И ступени вверх.Я иду.Я почти бегу, зная, что не опоздаю, ведь время здесь идет немного иначе, но все равно нетерпение мое велико.Дверь.Белое дерево, которое, несмотря на прошедшие столетия, все еще пахнет деревом. Она открывается легко, беззвучно, и я вхожу. А те, кто идет следом…никуда они не денутся.
В храме светло.Свет проникает сквозь гардины, но я все равно подхожу, чтобы отодвинуть их, благо , палка с крюком никуда не подевалась. Зажигаю свечи и ароматические палочки, которые установлены на яшмовых лыжах.Свет проникает сверху.И пыль запуталась в сетях его. Я взмахиваю руками, кружусь… такое хорошо забытое ощущение счастья. Я… я ведь очень давно здесь не бывала.
– Прости.
И меня прощают, хотя и богини не любят одиночества.
– Я… действительно не хотела, – я опускаюсь на пол,и юбки ложатся солнцем. Свет заставляет жмурится…
…надо бы полы помыть.…и пыль убрать.И… потом, это все мелочи. На самом деле важно другое. И я, приложив палец к губам, достаю нож. Здесь он оживает ещё больше. Я чувствую и дрожь его,и жажду… как давно он не пробовал крови.Давно.
– Бабушка взяла его здесь, верно?
– я подношу нож к постаменту.
Эта статуя невелика.Поставленная на мраморный куб – этот мрамор, в отличие от храмовых плит обтесан грубо, кое-как – богиня смотрит на меня чуть свысока.Ей простительно.Золотое лицо.Глаза прикрыты. Полные губы растянуты в некоем подобии улыбки. Палец верхней левой руки прижимается к ним, словно предупреждая, что слова стоит беречь.Ее уши слишком велики для маленькой такой головы, а в растянутых мочках болтаются черные серьги. Ее грудь, напротив, мала,и с первого взгляда фигура выглядит мужской.Диспропорциональной.Слишком широкие плечи.И талия.И…Это лишь кажется. На шее ее висит ожерелье из крохотных черепов. Их вырезал мой предок… не помню уже, какой именно.
– Здесь, - я положила клинок к подножью куба,и ресницы богини чуть дрогнули. – Ты знаешь, что происходит?
Молчание.Нет, я не ждала, что статуя заговорит. Но… раньше я приходила сюда подумать. Мысли становились легкими , а в голове наступала удивительнейшая ясность. Сейчас…я слышала треск сверчка, непостижимым образом проникшего внутрь. И сиплое дыхание инквизиторов.
– Проклятье… - голос Вильгельма донесся из-за двери.
– Чтоб я когда-нибудь снова… эту
– Меньше болтай.
– Не могу… это… способ… скинуть… напряжение… мозгоправ сказал. Ни хрена он не понимает… ни хрена не видел… сидит… в своем… кабинете… и придумывает… напряжение… я не пью… ты пьешь?
– Уже нет.
– Правильно… Юстаса помнишь? Спился… сорвался… теперь в лечебнице… а я только… на… консультации хожу…
Громкие какие.И сопят.
– Я… не понимаю, – я села перед статуей, как делала когда-то в детстве. Тогда я могла разглядывать ее часами, и кто бы сказал, что это занятие скучно, я бы…
…я приносила ей букеты полевых цветов.И однажды даже бабушкины розы, которые выломала сама. Помнится,исцарапала все руки, но… с кровью даже лучше, не так ли? Я просила ее вернуть родителей. А богиня смотрела. Смотрела и улыбалась… и кажется, именно тогда я перестала приходить.Нет, я заглядывала на праздники.И приносила в дар кровь и благовония, красную охру и медовые шарики, которые сжигали в потемневшей от времени чаше. Я резала пальцы ножом и поила богиню своей кровью,ибо…так было нужно.
– Но ты сдохнешь… а я… буду… жить…
Смех богини раздается в ушах, и кажется, кто-то стонет. А потом в дверь вваливается Вильгельм. Он идет на четвереньках, оставляя за собой цепочку красных пятен. Впрочем, кровь довольно быстро впитывается в плиты.
– Будем… считать… платой… за разрешение… - Вильгельм держится за стену и встает. Его шатает и я почти чувствую, что держится он исключительно благодаря упрямству. Кхари же… к ней редко заглядывают чужаки, и поэтому она изучает новую игрушку.
А я…Я тоже игрушка?В какой-то мере, но любимая. Меня берегут и… да… мне не дадут всех ответов: боги не вмешиваются в дела людей, однако…в уголке левого глаза статуи набухает алая слезинка. Она становится больше и больше,и когда она уже готова сорваться, я подхватываю ее на палец.
– Стой… - голос Вильгельма пробивается сквозь заунывный плач труб, а я слизываю божественную кровь, отворяющую врата.
Глава 28
…плач становится громче.А я оказываюсь на помосте, в теле той,другой женщины, из моего сна. Пусть сон и был наяву, это ничего не меняет. Мне тесно.Неудобно.И тяжело дышать.Сознание женщины затуманено, но и в нем птицей бьется одна мысль:
– Не хочу…
…ей подносят чашу с зельем,и грязная неопрятная старуха поднимается на цыпочки, лезет пальцами в рот, готовая выбить зубы, если упрямица не подчинится.Зелье горько.
– Это ты виновата… ты… - старуха бормочет, она следит за каждым нашим шагом. – Все ты… говорила, что не надо тебя брать… беднота горькая , а он…
Ее голос срывается на вой.Причитания.Но она успевает раздать затрещины троим девчушкам, что прячутся в тени. Старшей около десяти. Младшей – чуть больше трех…он хотел сына , а рождались дочери… пятеро… двоих ей не удалось защитить… старуха говорит, что они умерли во сне, что с младенчиками такое сплошь и рядом приключается, но мы знали правду: старуха их придушила…Хватит девок.