Мертвец
Шрифт:
Алексей Смирнов
Мертвец
Документальный киносценарий по мотивам одноименного фильма Джима Джармуша, в котором рассказано о тягостном странствии Уильяма Блейка, прежде - поэта, а
ныне - покойника
Затемнение. Перебор электрических струн. Музыка выстреливается короткими очередями и улетает в небо, оставляя за собой долгие паузы. Воображение рисует сарсапариллу, чаппараль и пейот. Немного кактусов. Мексиканская натура за кадром. В крайнем случае - техасская.
Медленное просветление. Вагон электрички. За окном проплывает Финский залив. Близ берега - полузатопленная
У окна чинно сидит молодой человек в широкополой шляпе и круглых очках. У него приветливое и вежливое лицо. Он читает детективный роман про девушку Надежду под названием "Надежда умирает последней".
Залив крупным планом. Гитары тоскливо стонут и резко умолкают.
Вагон полон людей. Рядом с молодым человеком сидит почтенный старик с сумкой-тележкой. Напротив - мама с дочкой, едят мороженое и болтают ногами.
На других скамьях сидят обычные люди. Все одеты почти по-летнему: весна. Компания строителей режется в карты. Строгая девушка прикрыла глаза и слушает плеер. Четверо рыбаков обсуждают политические события.
Молодой человек с интересом смотрит в окно, потом снова в книгу, потом разглядывает продавца газет.
Старик суется в сумку, не вполне разбирая, что там лежит, и пугаясь.
Проходят торговцы, беззвучно разевают рты, предлагая товар. Всхлипы гитар набирают силу. Надрывный аккорд. Молодой человек дремлет, привалившись к окну. Крупный план.
Затемнение.
Тот же вагон. Молодой человек уже проснулся и непонимающе глядит на ленту шоссе, бегущую вровень с путями. Поднимает глаза: вместо мамы и дочки напротив восседает ужасный субъект. Приоткрытая пасть, черные сгнившие зубки, бурое лицо. Шалый взор, загребущие лапы. Неясного фасона головной убор. Истоптанное пальто, сеточка с пустыми пивными бутылками.
И все обитатели вагона уже другие. Дикие, косматые хари, недобрые ухмылки. Детина, похожий на куль и лицом, и одеждой, обнимает винчестер. Второй, помельче, играет чудовищными револьверами. Два монстра пьют бензин "Галоша". Невооруженным взглядом видно, что это не мужчины и не женщины. На полу спит древний дед с аккордеоном.
За окном кричит чайка.
Бурый субъект изучает молодого человека. Тот ощущает неловкость и в конце концов слегка приподнимает шляпу.
– Здесь гиблые места, - сообщает субъект как бы себе самому.
– Живым в них трудно. Откуда ты едешь, олень?
– Я приехал издалека, - с готовностью отвечает молодой человек.
– Я получил по почте сообщение, что в здешней больнице освободилась койка, и я могу приезжать на лечение. Я ждал этого четыре года. Очень большая очередь. Я инвалид детства, у меня больные уши.
– Плохо слышишь, - понимающе кивает субъект и лезет пальцем в рот. Ощупывает и раскачивает пенек.
– Нет, - улыбается молодой человек.
– Я слышу хорошо, но не то, что все. Я слышу ангелов.
– Это тебе пригодится!
– философски замечает пассажир.
– Я вот что тебе скажу, парень. Держи ухо востро. Береги слух смолоду.
Молодой человек крупным планом. Он продолжает застенчиво улыбаться. За его спиной что-то происходит: слышится шум, потом удары, выстрелы, шипение, клекот и сочные шлепки.
– Не смотри туда, - спутник облизывает себе лицо лошадиным языком. Тебе не надо этого видеть.
Пустынный аккорд. Неистовые прерии, чертополох. Затемнение.
Просветление.
Конечная остановка. Безлюдный перрон. Молодой человек осматривает окрестности. Возле его ног стоит черный чемодан, перехваченный бечевкой. Ветер гонит пыль и мелкий мусор, молодой человек прикрывается локтем. Он поправляет воротничок, галстук-бабочку, снимает и протирает очки. Наконец, подхватывает чемодан, спускается по ступенькам и идет по асфальтовой дорожке, уходящей в гору. Его фигурка уменьшается. Вокруг ни души. По обе стороны от дорожки - чахлые рощицы, объеденный черничник. Аккорд.
Затемнение, которое длится дольше, чем прежние.
Музыка меняется. Теперь она снова отрывистая, но без пауз. Под такую мелодию впору жрать крокодилу. Он где-то и жрет, делая за кадром жадные, ритмичные глотки.
Вдохновенное лицо молодого человека показывается крупным планом. Приезжий с удовольствием рассматривает пятиэтажный корпус больницы. Вынимает бумажник: проверяет, на месте ли направление. Оно на месте. Решительно проходит в воротца.
До ступеней несколько шагов, но молодой человек останавливается, привлеченный чьим-то частым дыханием. Он поворачивается и видит больничных псов. Их четверо, трое лежат, четвертый пристально глядит на него. Пес очень похож на койота, в нем - мудрость прерии.
Музыка отступает. Аккорд, одинокий и жаркий.
Молодой человек, очнувшись от гипноза, спешит в вестибюль. Там царит глубокомысленный полумрак и расхаживают люди, одетые вольно. Им нечего стесняться, они прогуливаются в пижамах, спортивных костюмах и домашних халатах.
На стенах висят санитарные плакаты: "Хочешь похудеть - выпей Фейри", "Лечебно-эйякуляционные мероприятия в туберкулезном очаге" и, самый большой, "Если врач поставил диагноз 'геморрой', вам помогут свечи 'герой' ".
Новичок останавливает первую попавшуюся белую фигуру и спрашивает:
– Прошу прощения - где здесь приемное отделение?
Фигура с преувеличенным участием берет его за плечи, разворачивает и направляет пальцем в пасмурный туннель правого крыла. Она не произносит ни звука. Приезжий всматривается и действительно видит под самым потолком кривую надпись, выполненную от руки зеленой масляной краской: "Приемное отделен". Две буквы не поместились, потому что притолока кончилась. Да и последние пришлось писать помельче.
– Благодарю вас, - вежливо кивает молодой человек.
Фигура молча покидает его и ныряет в какую-то дверь.
Молодой человек идет по коридору. Лампы дневного света трещат и трепещут, словно стрекозы.
Затемнение. И мгновенное просветление.
За конторкой сидит очередная фигура. По всему похоже, что она женщина, но челюсть смущает. Молодой человек снимает шляпу и прижимает к груди.
– Здравствуйте, - говорит он с легким поклоном.
– Моя фамилия Пушкин. Я получил письмо, в котором содержалось любезное приглашение...