Мертвецкая
Шрифт:
С 1941 года не Дьюи. После двух неудачных попыток баллотироваться в президенты он оставил работу, выдвинув свою кандидатуру на выборах губернатора Нью-Йорка.
— Нет, сэр. Пол Батталья. — Я уже начала сомневаться, стоит ли продолжать разговор.
— А где Лола? — Светло-голубые, подернутые дымкой глаза старика сияли.
— В могиле, — чуть слышно пробормотал Майк.
— Вы говорили, что были с Лолой?
— Я сказал, что они друзья Лолы, дед. — Скип еще раз попытался объяснить нашу связь с Лолой, не упоминая ее смерть. Старик не понял. Пока они разговаривали, я заметила пожелтевшую передовицу
Передовица с фотографией Маккормика и молодого симпатичного бывшего прокурора помещалась прямо над сообщением, что Джон Диллинджер [71] взят под стражу в Таксоне, Аризона.
Я села в кресло напротив Орлина Локхарта. Наши колени почти соприкасались.
— Кто-то пытался причинить вред Лоле. Мы должны выяснить почему. Мы опрашиваем всех ее друзей.
— Мне кажется, вы должны беседовать с ее врагами. Вот что сделал бы я.
Майк подмигнул мне и сел рядом с дедом Скипа.
71
Джон Диллинджер (1903–1934) — американский преступник, один из первых начал захватывать заложников при ограблении банков.
— Одно очко в пользу ребят Бэнтона, блондиночка. Спорю, он еще не утратил хватку.
— Скажите, о чем Лола любила с вами разговаривать?
Старик излагал только в настоящем времени.
— Не будем ее ждать. Она слышала большинство моих историй. Ей нравится слушать про остров.
На кухне зазвонил телефон. Скип встал:
— Позовите меня, если захотите что-нибудь выпить или поесть. Дед, ты в порядке? Мне надо поговорить по телефону.
Орлин продолжал говорить, не обращая никакого внимания на замечание внука.
— Самые крупные бандиты Нью-Йорка — вот кто управлял тюрьмой изнутри. Да-да. Все началось с Босса Твида, еще до моего рождения. Он украл у Нью-Йорка миллионы. Когда его наконец поймали, то приговорили к двенадцати годам на острове Блэкуэллс. Хотите знать, как с ним обращались в тюрьме? Твиду выделили меблированные комнаты. Никогда не запирали. У него была личная библиотека и секретарь, который приходил в тюрьму на работу. Он носил костюмы и модную одежду. Даже подружек к нему пускали. Умер в тюрьме, так и не отсидев срок до конца.
— А вы-то как оказались с этим связаны?
— Я служил обвинителем в отделе рэкета, арестовывал гангстеров, пытавшихся контролировать город. Вы вроде сказали, что вы детектив, молодой человек?
Майк принялся объяснять Локхарту, чем занимается, а я тем временем старалась припомнить, что говорил мне отец о работе нейронов, дегенерации тканей головного мозга и о том, как недавние воспоминания словно стираются из памяти, а события из далекого прошлого становятся такими четкими, будто произошли накануне.
— Возможно, вы уже слышали о том, каким был остров в мое время? — спросил старик.
— Почти нет.
— Первое, что сделали в конце
— Конечно, — ответил Майк. — Настоящее имя — Артур Флегенхаймер. Легендарный гангстер. Контролировал большую часть Нью-Йорка.
Орлин Локхарт и думать обо мне забыл. В лице Майка он нашел благодарного слушателя и играл для него одного.
— Это я засадил в тюрьму его правую руку! — Он постучал по груди указательным пальцем. — Я сам вел дело. Джозеф Реджио. И это имя знаете?
— Рэкетир из Гарлема. В то время — второй парень в банде.
— Его признали виновным в вымогательстве — он держал всю торговлю пивом и содовой. До окружной прокуратуры дошли слухи, будто Реджио устроился в тюрьме по-королевски. Он подкупил все тамошнее начальство и, добившись перевода заключенных, содержавшихся в тюремной клинике, в общий корпус, превратил лазарет в свои апартаменты. Одевался в шелковые наряды и душился лавандовым одеколоном. Разбил садик. Даже корову держал, чтобы всегда было свежее молоко. Ужинал лучшими бифштексами и винами в собственных комнатах.
— В тюрьме?
— В тюремном госпитале обосновалось двое. Реджио командовал своими людьми, а ирландскими гангстерами заправлял парень по имени Эдвард Клири. У него была немецкая овчарка по кличке Живодер. «Живцы» — так они называли надзирателей. Еще эта крутая парочка держала почтовых голубей. Целую голубятню. Они и носили им записки. И наркотики тоже, наверное. Так вот, эти два гангстера расхаживали с важным видом, а мелкие преступники им прислуживали, словно рабы какие-то. Печально, что людей, действительно нуждавшихся в лечении, просто вышвырнули в общий корпус. Ребята с социальными болезнями — так мы их тогда называли — свободно общались со здоровыми. Вся тюрьма превратилась в океан страданий. Уйма дегенератов. Поблекших тигров.
— Простите?
— Вы читали Диккенса, барышня? Во время визита в Нью-Йорк он попросил свозить его на старый Блэкуэллс.
В студенческие годы я проштудировала большинство произведений Диккенса, но эту фразу я не помнила. Наверное, вот почему портрет Диккенса висел на доске у Лолы Дакоты. Просто еще одна очаровавшая ее заметная фигура, связанная с островом. Теперь нам осталось узнать, почему там была фотография Шарлотты Войт.
Локхарт что-то бормотал о посещении Диккенсом тюрьмы, о заключенных в черно-желтых лохмотьях, которых англичанин сравнил с поблекшими тиграми.
— Расскажите мне о рейде, — попросил Майк. Скип вернулся в комнату с ромашковым чаем для деда и кофе для нас. Поставив чашки на стол, он улыбнулся Майку, внимавшему рассказам, которые сам Локхарт слышал тысячу раз, удалился обратно на кухню.
— Вы действительно туда ездили?
— Ездил, сэр? Да мы с Маккормиком сами провели всю операцию. Я лично отбирал детективов и надзирателей, которые пошли с нами. Первым пал заместитель тюремщика. Он все время брал взятки. Его мы арестовали сразу.