Мертвецкая
Шрифт:
— Всего двадцать минут, Тони. Только вы и я. Блондинка подождет в машине.
Мой шанс поучаствовать в обыске только что принесли в жертву более великому делу: мужской солидарности.
— Наверное, я подсознательно желаю себе погибели. Встретимся в офисе. Припаркуйтесь в квартале оттуда и оставьте ее в машине. — Паризи отмахнулся от меня, тяжело вздохнув, и глянул через плечо. — Дайте мне десять минут форы, и я впущу вас через черный ход. Если в здании работает хоть один юрист, сделка отменяется.
Майк сверил часы:
— Это в субботу? В три часа дня, когда на улице
Он локтем подтолкнул меня к двери. Я подошла к стойке медсестер и снова поинтересовалась состоянием Барта Франкла. Из-за конторки на меня взглянуло новое лицо и спросило, являюсь ли я членом семьи. Я отрицательно покачала головой.
— Ничем не могу вам помочь. — Зато мрачное выражение лица медсестры сказало о многом.
До прокуратуры мы добрались довольно быстро. На этот раз вместо того, чтобы припарковаться позади здания, Майк остановился перед пиццерией на углу. Выключать зажигание он не стал — так я могла воспользоваться печкой и радио.
— Не возражаешь?
— Я всегда знала, что, представься тебе случай, мной ты пожертвуешь в первую очередь. Возвращайся с хорошими новостями, и я тебя прощу.
Майк вернулся примерно через полчаса, открыл дверцу машины и сел на водительское сиденье. Внутрь ворвался ветер.
— Не скажу, что мы сорвали джекпот, но зато теперь у нас есть кое-что, с чем можно поработать. Эти штуки могли валяться в ящике Синнелези, и нам бы ничего о них не сказали, пока подо всей этой перекисью водорода у тебя не появились бы седые волоски. Во-первых, Барт Франкл был — нет, надо отдать должное современной медицине — есть — по уши в долгах. Оставил частную практику, кстати, не слишком процветающую, и вернулся на службу народу, когда его позвал Толстяк. Платил огромные алименты, потому что у его бывшей оказались серьезные проблемы со здоровьем. Трое детей. Двое в колледже, третий собирается поступать. И любовь к лошадям. Ипподром «Мидоулендс» — его второй дом. Делал ставки и задолжал почти четверть миллиона.
Многовато для зарплаты прокурора.
— Что ты знаешь о мелких акциях, Куп? Я имею в виду всякие махинации.
— Только основы, а что?
— Объясни мне. Я скопировал бумаги со стола Барта, но я ни черта не смыслю в этом деле.
— Обычно это дешевые акции в маленьких, иногда сомнительных компаниях. Многие проворачивают аферы с инвестициями. Продавцы звонят по телефону и зачитывают речь. Сами аферисты раздувают доли липовыми сделками и фальшивой рекламой. Когда акции поднимаются в цене, учредители обычно получают прибыль и оставляют других инвесторов с пустышками.
— Когда-нибудь слышала о… — Майк взглянул на ярлык на желто-коричневой папке, — «Первых Ценных Бумагах Джерси»?
— Нет.
— Похоже, Синнелези расследовал деятельность компании. Двое партнеров-учредителей собираются объявить себя банкротами. Тут есть пометка: кажется, федералы заявили, что это «длительная крупная афера». И один из них…
— Иван Краловиц, разумеется.
— Выходит, так. А кто потерял кучу бабок, поставив на Ивана?
— Барт?
— Когда
Я узнала. Это был почерк Дакоты.
— Не могу сказать, что я знаком с ним так же, как ты, но когда я увидел прикрепленный к нему блокнотный листок с инициалами Л. Д., мне пришла в голову безумная мысль.
Я посмотрела на единственное слово, написанное Лолой на лицевой стороне конверта: «Блэкуэллс».
— Я открыл его. Угадай, что выскользнуло мне на ладонь?
Я озадаченно покачала головой.
— Маленький золотой ключик. Ни пометок, ни цифр.
— И больше ничего?
— Нет. Конверт лежал под кипой личных записок в верхнем ящике. Теперь все, что нам остается, — это выяснить, от какого он замка. Пусть твои клоны добудут нам ордер.
Майк завел двигатель и, развернувшись, поехал по тихой улочке.
— И последнее, но не менее важное. Мы едем на встречу с доктором Клодом Лэвери.
— Сейчас? Он вернулся? А почему…
— Потому что именно к нему ехал Барт Франкл сегодня утром, когда его так грубо прервали.
24
— Тони Паризи рассказал тебе о Лэвери?
— Нет. Он позвонил Барту домой. Мы бегло осмотрели кабинет Франкла, и я почти убедил Тони показать мне его дом. Вдруг что-нибудь найдем. Знаешь, если в жизни Барта царил такой же бардак, как кажется на первый взгляд, спорю, он хранил там вещи, на которые нам стоит взглянуть. Правда, оказалось, что одна из его дочерей решила передохнуть от дежурства в больнице. Она и ответила на звонок. Конец идее. По крайней мере, пока.
Я и представить себе не могла, каково сейчас детям Барта.
— Но когда Тони спросил дочь, почему ее отец сегодня так рано уехал, она ответила, что вчера вечером позвонил какой-то мужчина и Барт сказал, что ему надо съездить в город и с ним встретиться. Рядом с телефоном лежал блокнот с именем и номером Лэвери.
— Не так уж плохо для беглого обыска.
— Найти что-нибудь ценное у него куда легче, чем у тебя. Ты хранишь под столом четыре пары обуви — для каждого отдельного случая свой каблук. Ящики набиты чулками, лаком для ногтей, духами и тайленолом. Если тебя прикончат, в первую очередь Батталье придется устроить у тебя в кабинете распродажу и избавиться от всех средств наведения красоты.
Майк был в восторге. У него появились новые зацепки, над которыми стоило поработать, и кусочки мозаики, которые можно соединить.
— Как ты выяснишь, для чего этот ключ? И от какой он двери?
— Начнем с того, что он помечен «Блэкуэллс».
— Да, но в наши дни на острове осталось не так уж много зданий. А у сохранившихся руин нет дверей.
— Значит, это связано с проектом. Наверное.
— Похоже, двухчасовое пребывание в Нью-Джерси повредило тебе мозги. Я не шучу, Куп. Как будто мне нужна твоя помощь, чтобы это выяснить.