Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства (сборник)

Мойес Патриция

Барон лишь взглянул на инспектора с ледяной неприязнью, после чего подошел к двери, которая вела в спальню, и спросил:

– Ты готова, дорогая?

Мария Пиа, явно слышавшая все до последнего слова, появилась незамедлительно. Женщина была очень бледна, и Генри показалось, что она плакала. Хрупкость ее фигуры скрывал просторный белый свитер из чистой шерсти, надетый поверх небесно-голубых брюк-форлагеров. Она сокрушенно улыбнулась инспектору, словно извиняясь за поведение мужа и умоляя не думать

сурово о ней самой. Генри ободряюще улыбнулся ей в ответ.

Грациозно пройдя через комнату, баронесса опустилась в кресло. Барон тут же устроился на его подлокотнике, приняв вид одновременно защитника и лица второстепенного. Тиббет сел в другое кресло, Спецци плюхнулся на диван и разложил свои записи на сиденье. Стенограф был счастлив расположиться вне поля зрения барона, за псевдописьменным столом.

Спецци начал на заискивающей ноте:

– Сожалею, что вынужден причинить вам неудобство, баронесса…

– Прошу говорить по-немецки, – перебил его барон.

Покраснев, Спецци начал заново:

– Я был бы рад избавить вас от этой неприятной беседы, баронесса, но тот факт, что вы находились на подъемнике в критический момент, заставляет меня…

– Понимаю, понимаю. Перейдем к вопросам, – предложила Мария Пиа по-итальянски. Спецци промокнул лоб платком и продолжил тем не менее по-немецки. Напряжение повисло в воздухе между ними, словно дрожащая струна.

– Вы сели в кресло подъемника… во сколько? – Капитан уставился в свои записи, чтобы не встречаться взглядом с бароном.

– Не могу сказать вам это совершенно точно. Около четверти седьмого, полагаю.

– Как я понимаю, вы ехали следом за синьором ди Санти и перед детьми и их няней.

При упоминании имени скульптора Мария Пиа немного напряглась. Но голос ее звучал безупречно ровно, когда она ответила – упорно по-итальянски:

– Да, верно.

– Я бы хотел, – продолжил Спецци, теперь немного более уверенно, хотя по-прежнему осознавая абсурдность беседы, ведущейся на двух языках, – я бы попросил вас точно описать, как выглядел Хозер, когда проезжал вниз мимо вас.

Мария Пиа нахмурилась.

– Я едва обратила на него внимание, – сказала она. – Было темно, очень холодно, и шел снег. Я лишь мысленно отметила, что это он, – на нем были эти ужасные ботинки. Он съежился в кресле, но это казалось совершенно естественным при такой погоде.

– Вы знаете, что у Хозера был пистолет?

Марию Пиа вопрос, казалось, испугал.

– Пистолет? – переспросила она. – Да… да, я знала.

В тот же миг вмешался барон:

– Чушь! Откуда моя жена могла знать такие вещи?

Маря Пиа, проигнорировав его, серьезно продолжила объяснять Спецци:

– Об этом знали, полагаю, все. Однажды вечером – думаю, это была среда – он сидел в баре, а его портфель лежал на столе. Хозер сдвинул его на край, чтобы освободить место для бокала, и пистолет выпал на пол. У меня было странное ощущение…

Она помолчала, потом быстро закончила:

– У меня было странное ощущение, что он сделал это нарочно.

– Кто еще был в баре? – спросил Спецци.

– Почти все. – Мария Пиа сморщила свой хорошенький носик и задумалась.

– Не было Генри и Эмми, – наконец проговорила она, – а все остальные, думаю, были. Помню, миссис Бакфаст еще отпустила колкое замечание по этому поводу. – Баронесса улыбнулась.

– Вы удивились, увидев пистолет? – спросил Спецци.

– Да, удивилась. Очень. Я не знала, что в наши времена люди носят с собой оружие.

– Это не имеет отношения к делу, – жестко перебил барон. – Пожалуйста, переходите к более существенным вопросам.

Спецци поворошил свои бумаги.

– Возвращаясь к событиям вчерашнего дня, баронесса, – сказал он, – видели ли вы Хозера до того?

– Кажется, я мимолетно пересеклась с ним после завтрака. Но я собиралась кататься на лыжах и спешила.

– Ясно. – Спецци сделал паузу. – А теперь, баронесса, я обязан задать вам несколько вопросов, касающихся другого человека. Я не хотел бы расстраивать вас, но…

Белое лицо Марии Пиа сделалось бледно-зеленым, рука вцепилась в подлокотник кресла. Барон в страшном напряжении наклонился вперед.

– Это касается фройляйн Герды Браун, – продолжил Спецци.

Рука баронессы, ковырявшая окантовку подлокотника, обмякла, как мертвая птица. Барон, однако, сохранял напряжение.

– Герды? – уточнила баронесса. В ее голосе слышалось неподдельное удивление. – Что вы хотите о ней узнать?

– Она была в баре, когда Хозер выронил свой пистолет?

– Нет. Разумеется, нет. Герда укладывала детей спать.

– Что она за человек? – поинтересовался Спецци, и Генри показалось, что голос капитана дрогнул.

– Милейший человек, – твердо ответила Мария Пиа. – Она очень спокойная, сдержанная и в высшей степени профессиональная. Дети ее любят и в то же время уважают, а детей, как вы знаете, обмануть трудно.

– Вы бы не сказали, что фройляйн Браун склонна к насилию?

– К насилию? – Голос Марии Пиа звучал все более и более удивленно. – Герда?!

– В конце концов, – осторожно заметил Спецци, – если принять во внимание ее прошлое и ее родителей…

– Но она всю жизнь прожила на ферме своего отца в Баварии, – возразила Мария Пиа. – Ну до того как уехала в Мюнхен учиться. Потом она откликнулась на мое объявление и пришла работать, это было три года тому назад.

– И вы никогда не встречались с ее родителями?