Мертвее не бывает
Шрифт:
— Джаред… — произнесла я.
Он посмотрел на меня с бесконечной заботой и вниманием.
— Да?
Из часов, стоявших на идеально чистой каминной полке, показалась кукушка и начала свой отсчет.
Полночь.
— С Новым годом, — прошептала я.
И поцеловала его.
Наш поцелуй походил на ненастную ночь — он был жадным, едва ли не исступленным. Им как будто заканчивалась одна история и начиналась другая. Где-то минуту спустя я отстранилась от него, и мы посмотрели друг на друга. Мое сердце бешено колотилось где-то в горле.
К
Чему именно я положила начало.
Джаред ничего не говорил и не двигался. Где-то минуту спустя мы стали дышать в унисон. А потом я, видимо, задремала, потому что следующим, что я услышала, был голос Джареда.
— Алексис, — тихо прошептал он, едва не касаясь губами моего уха. — Во сколько тебе надо быть дома?
— В час, — пробормотала я.
— Тогда все в порядке. Сейчас только половина первого.
— Хорошо. — Еще до конца не проснувшись, я повернулась к нему лицом.
— Я так рад, что ты пришла. — Он рассеянно гладил меня рукой по волосам. — Я… нет, «надеялся» не совсем подходящее слово. Я… ждал.
— Правда? — переспросила я, хотя знала, что это было так.
— Тебе больше не нужно грустить и бояться. — Он сильнее прижал меня к себе. — Со мной ты в безопасности.
Я могла ответить что-то вроде «Как мило», или «Ты такой хороший», или что-то столь же неоригинальное.
Но тут Джаред наклонился ко мне и стал покрывать мою шею цепочкой легких поцелуев, так что отпала всякая необходимость что-либо говорить.
Следующим утром я лежала на кровати и смотрела в потолок.
Я все еще была в футболке Джареда и кожей ощущала ее тепло и мягкость.
Да, он не был Картером. Но я знала, что он хороший и добрый человек. А еще в нем таилось нечто особенное — такая внутренняя сила, которую я не могла обнаружить в Картере.
Прошлой ночью Джаред проводил меня до машины.
— Ты же не пожалеешь об этом, когда проснешься завтра утром? — спросил он, опершись локтями об опущенное стекло и заглядывая в машину.
— Нет, — ответила я. — А ты?
Он улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки.
— Ты что, смеешься?
И он поцеловал меня так, что я ему поверила. Теперь, лежа под одеялом и вспоминая об этом, я невольно начинала улыбаться.
Через несколько минут я встала и отправилась в ванную. Там я тщательно замазала синяк на подбородке и зачесала волосы так, чтобы царапины на лбу не было видно. После этого я пошла на кухню, где мама пекла блинчики.
— С Новым годом, — сказала она и обняла меня. — Постараемся, чтобы он выдался хорошим?
— Конечно, — отозвалась я, наливая себе стакан апельсинового сока.
— Дала себе какие-нибудь новогодние обещания?
Я сделала большой глоток и подумала
— Только одно.
8
Пока я медленно ехала по западной части города, мой желудок нервно сжимался. Сначала я сомневалась, вспомню ли, на каком повороте съезжать с главной дороги. Но когда я миновала маленький торговый центр, где находился сгоревший салон красоты с заколоченными окнами, странное ощущение в желудке превратилось в болезненный спазм.
Кого я пыталась обмануть? Я буду помнить эту дорогу до самой смерти.
Еще несколько поворотов, и я добралась до дома Лидии. В октябре он выглядел слегка запущенным. Теперь же, в январе, создавалось четкое ощущение, что еще чуть-чуть, и он развалится. На двери в гараж виднелись вмятины, как будто в нее кто-то врезался. В крыльце не хватало одной ступеньки. Перед входной дверью высилась гора мусора, над которой роились мухи.
Я помнила, что звонок не работает, поэтому тихонько постучала. Я досчитала до пятидесяти и уже собиралась уходить, когда дверь приоткрылась на несколько сантиметров. В щели показалось осунувшееся лицо с темными кругами под глазами.
— Миссис Смолл? — спросила я.
Она посмотрела на меня стеклянным взглядом, как будто совершенно меня не слышала.
— Я подруга… была подругой Лидии, — проговорила я.
Миссис Смолл открыла дверь и отошла в сторону, чтобы я могла пройти. На ней была длинная ночнушка, порванная внизу. Наверх она накинула халат по колено длиной. Пояс не был завязан, и его концы волочились по полу.
В доме стоял мрак — все жалюзи были опущены. В воздухе висел тяжелый запах сигарет, пива и испорченной еды.
Я прерывисто вздохнула и заставила себя заговорить:
— Примите мои соболезнования.
Это привлекло ее внимание — вроде бы. Но у нее все равно никак не получалось сфокусировать на мне взгляд.
Я хотела попросить вас… — Хоть я продумала эту историю и прорепетировала ее раз десять, я с трудом выговаривала слова. — Лидия кое-что у меня одолжила, и я хотела бы это забрать… Чтобы эта вещь напоминала мне о ней.
Как по мне, эти слова прозвучали странно и фальшиво, но мама Лидии указала рукой на лестницу.
— Спасибо, — сказала я и стала подниматься наверх, оставив ее в коридоре.
На втором этаже я увидела три двери. Все они были закрыты. Я зашла в ту, на которой висел плакат группы «Дэд Кэннэдиз».
Спальня Лидии выглядела гораздо чище, чем весь остальной дом. Ее шкаф был распахнут, так что я увидела шеренгу туфель и ровные ряды юбок, рубашек и платьев. Никаких рваных джинсов и растянутых черных футболок, которые она носила в девятом классе — в тот короткий период, когда мы дружили. Конечно, она все их выкинула. Солнечной девочке они были абсолютно не нужны.