Мертвое озеро

Некрасов Николай Алексеевич

И Тавровский, сев за фортепьяно, продолжал играть вальс, тихо напевая его. Глаза его горели, и вся его фигура так была выразительна, что все как бы невольно смотрели на него. Mademoiselle Клара сказала:

– - Спойте что-нибудь!

Тавровский, как бы опомнясь, встал со стула и, указывая на него mademoiselle Кларе, сказал:

– - Подайте пример.

Француженка стала гримасничать, отговариваться, но когда ее перестали просить, она откашлялась и начала петь какую-то итальянскую арию. Голос у ней был очень плох

и вовсе не для такого пения: она фальшивила и голос у ней сорвался раза два. Тогда она сказала Тавровскому:

– - Лучше дуэт из "Монтеки и Капулети".

Тавровский согласился, и начался дуэт. Голос у него был сильный и удивительно приятный, метода пения отличная, так что mademoiselle Клару нельзя было слушать. В продолжение всего пения Тавровский не спускал глаз с mademoiselle Анет, стоявшей на другой стороне, против него. Тавровский как будто видел перед собою Юлию и к ней пел. Mademoiselle Анет находилась в странном волнении и, как бы околдованная, не могла свести глаз с него.

Мисс Бетси слушала внимательно пение. Один Марк Семеныч скорыми шагами ходил по комнате. И когда кончился дуэт, он подошел к фортепьяно и сказал:

– - Ну, дети, русскую песню!

Дети обступили отца и запели "Вниз по матушке по Волге…" Даже mademoiselle Клара и мисс Бетси подтягивали. Тавровский тоже пел. Наконец и mademoiselle Анет решилась присоединить свой голос.

– - А-а-а! вы поете? спойте, спойте нам что-нибудь!
– - остановясь внезапно, сказал Марк Семеныч, обращаясь к mademoiselle Анет, которая пугливо отвечала:

– - О, я не умею петь!

– - Не может быть! Ну что-нибудь!
– - сказал Тавровский.

Дети тоже осыпали ее своими просьбами и поцелуями, так что mademoiselle Анет силою посажена была за фортепьяно.

– - Только с хором!
– - сказала наконец mademoiselle Анет, взяв аккорд.

– - Извольте, извольте!
– - отвечали ей.

В комнате настала тишина, и mademoiselle Анет, собравшись с силами, неполным голосом запела русскую песню, бывшую тогда в моде.

Хор аккомпанировал ей. Голос певицы всё становился громче, и наконец она запела с таким увлечением и так вела хор, что Марк Семеныч и Тавровский пришли в восторг.

– - Спойте еще что-нибудь!
– - говорил Марк Семеныч, когда mademoiselle Анет окончила петь.

Mademoiselle Анет запела романс Офелии. Молчание сделалось страшное. Слезы блестели на глазах Марка Семеныча, мисс Бетси подошла ближе к стулу певицы и, освободив одно ухо из-под чепчика, напряженно слушала. Mademoiselle Анет уже без просьб запела романс Десдемоны из второго акта.

Посреди глубокой тишины вошла в комнату хозяйка дома, только что возвратившаяся из гостей. Кто стоял сзади, заметил ее присутствие и попятился назад, сообщив эту весть соседу; наконец все отошли от фортепьян. Одна mademoiselle Анет ничего не замечала и продолжала

петь. Хозяйка дома в эту минуту очень походила бы на Отелло, если б не была рыжевата. Вместо кинжала она коснулась ручкой зонтика до плеча mademoiselle Анет и строго произнесла:

– - Довольно!

Mademoiselle Анет, вскрикнув, соскочила со стула, но опять села на него; страшно побледнев и закрыв лицо руками, она зарыдала. Тавровский кинулся к ней; голова mademoiselle Анет лежала на его груди, и рыдания наполняли комнату.

– - Воды! воды!
– - кричал Марк Семеныч.

Все суетились в комнате, исключая хозяйки дома, которая стояла на одном месте и гневно на всех смотрела.

Освежась водой, mademoiselle Анет быстро встала, оглядела комнату и тихо сказала:

– - Я испугалась… впрочем, ничего… это…

Надежда Александровна подошла к зеркалу и, срывая свои перчатки, сказала сердито:

– - Мисс Бетси, уведите детей!

И, бросясь на стул, она нетерпеливо стучала ногой об пол.

Все двинулись из комнаты, исключая Марка Семеныча, который сказал:

– - Надинь!

Но она не слыхала, потому что провожала глазами Тавровского, подавшего руку mademoiselle Анет. Они медленно шли, тихо разговаривая.

– - Надежда Александровна!
– - опять сказал Марк Семеныч.

Надежда Александровна быстро повернула голову и так взглянула на Марка Семеныча, что он сделал нетерпеливый жест и, сев у фортепьян, стал барабанить по клавишам.

– - Вы надоели мне с музыкой!
– - вставая, сказала Надежда Александровна и, позвонив в колокольчик, прибавила вошедшему лакею: -- Вынести отсюда фортепьяно.

– - Надинь!
– - воскликнул Марк Семеныч.

– - Куда прикажете?
– - спросил лакей.

– - На чердак!

– - Помилуй, Надинь! как же дети будут учиться?

– - Ну так в детскую! Скорее!

– - Это слишком! Неужели для детей нет комнаты?
– - заносчиво начал Марк Семеныч; но его перебила Надежда Александровна:

– - Не от детей, а от пения ваших гувернанток я избавляю себя.

– - Напрасно! она поет очень хорошо!
– - сказал Тавровский, входя в комнату.

– - Вы, верно, так заслушались, что забыли ваше слово приехать к Мари?
– - язвительно заметила Надежда Александровна.

– - И вы не ошиблись: я так приятно провел время, что…

– - Я не любопытна! прощайте!

И Надежда Александровна вышла из комнаты. Тавровский взял шляпу и сказал Марку Семенычу:

– - Поедемте в клуб!

– - Нет, я буду дома.

– - Об вас все спрашивают, не знают, что думать, и решили, что вы влюблены!
– - натягивая перчатки, говорил Тавровский.

– - Кому какое дело, бываю ли я или нет в клубе!
– - горячась, отвечал Марк Семеныч.

– - Разве вы не знаете, что партнер так же любопытен, как ревнивая женщина. До свидания!