Мёртвые душат. Мертвые пляшут
Шрифт:
Поскольку проблемы размножения западных мертвецов Чичеро не волновали, он постарался вернуть разговор к крестьянам. Бытом своих крестьян - ничуть не более западным, чем в прежние времена - великанши, понятно, не могли гордиться, поэтому отвечали с несколько поджатыми губами. Вопрос же о "призрачной шкатулке" поставил их в полный тупик. Им ничего не сказало и более "западно" звучащее выражение "киоромерхенная суэнита" - хотя его они, уж наверное, постарались запомнить на будущее.
Чичеро, понимая, что его посещение Батурма может обернуться пустой прогулкой, стал объяснять
– Выбросили?
– поразился посланник.
– Конечно. Мы ведь много всякого старья повыбрасывали!
– с вызовом заверила его великанша-мать.
– Свалили прямо в ров: пусть берёт, кому нужно!
Чичеро после этих слов долго удостоверивался, не смеётся ли она над ним. Нет, не смеялась. Впору было смеяться самому Чичеро.
Эта строительница новой жизни в замке Батурм из-за своих эстетических пристрастий избавилась от вещи, которая гарантировала благосостояние многим поколениям её мёртвых потомков! Право же, здесь пахло столь же острым великанским умом, который обнаруживал бедняга Ом из Мнила. Вопрос ещё, что хуже: расковырять свою суэниту ножичком, или выбросить в ров собственного замка на радость нищим, ищущим обогащения?
– Когда это случилось? Когда вы выбросили коробочку?
– уточнил посланник.
– Да с полгода уже. Видите, мы расчистили от хлама целое крыло замка, усовершенствовали башни... В одной из трёх башен, подвергшихся реконструкции, наверное, и лежала эта ваша суэнита.
– Как думаете, есть ли надежда её найти?
– спросил Чичеро у младшей великанши.
– Не думаю, что есть. Сейчас весь ров запорошен снегом, и только к поздней весне сойдёт (Клямщина всё-таки на севере Цанцкого воеводства). Но, если эта коробочка так важна для вас, мы велим слугам поискать её - когда сойдёт снег, разумеется...
Ну вот, а удача мелькнула так близко! Подумать только: восемь тысяч девятьсот двадцать шесть теней своих мёртвых крестьян эти жертвы западной моды просто швырнули в ров замка!
– А может, эта "суэнита" у отца?
– спросила вдруг вторая, старшая из молодых барышень, Гала (или Ала). Она отличалась особенно ярко выраженным простодушием, и на неё тут же зашикали мать и сестра. Что же она произнесла недозволенного, интересно знать? И отчего же в категорию недозволенного попал великан-отец? Не запятнал ли он своё имя каким-то неудобовспоминаемым преступлением?
О том, что случилось с Ногером, посланник больше прямо не спрашивал, но косвенным путём выяснил, что хозяин замка вроде бы жив. Жив, и, похоже, может иметь идеи на тот счёт, где найти "призрачную шкатулку", которая бы так выручила посланника Смерти. Но как ему выйти на Ногера, если само имя его супруга и дочери избегали произносить.
Чичеро невольно вспомнилась притча о крестьянине, которому надо было купить осла в местности, в которой слово "осёл" считалось непристойным. Уж неизвестно, чем именно ослы заслужили в тех местах столь неодобрительное к себе отношение (может,
Всё было проговорено, осталось прощаться и уходить, и Чичеро тянул время, сам не зная, для чего, когда в пустынной гостиной, где Ногерша с дочерьми принимала посланника, появился мёртвый слуга, одетый несколько более старомодно, чем те слуги, которым до сих пор отдавали распоряжения хозяева. Этого слугу здесь явно не ждали.
– В чём дело, Хоб?
– ледяным голосом произнесла старшая великанша.
– Прошу прощения, госпожа Ногер, но господин спрашивает, что за гость нынче пожаловал в замок.
По лицу великанши было видно, что она собирается немедленно выставить этого слугу вон, но Чичеро, наделённый карличьей быстротой реакции, сориентировался скорее:
– Меня зовут Чичеро, я - посланник Смерти, с которым ваш господин познакомился на осеннем симпозиуме у Цилиндрона.
Слуга кивнул и двинулся к выходу из гостиной; но на пороге он обернулся и сказал:
– Простите, господин посланник. Я доложу о вашем приходе господину Ногеру, но если мне... не удастся сюда вернуться, знайте: мой господин находится в неперестроенном крыле замка, и он всегда рад гостям.
Госпожа Ногер вслед этому Хобу только что стул не бросила - а могла бы.
– Госпожа, я не в курсе ваших домашних событий, - мягко сказал Чичеро, - но мне надо повидаться с вашим мужем. У меня к нему важное дело, имеющее значение для самого Владыки Смерти.
– Но мой муж не в себе!
– резко сказала великанша, - он странно себя ведёт уже с начала зимы. Нам с Алой и Галой очень стыдно за него, поэтому мы к нему никого не приглашаем.
– Как он себя ведёт?
– спросил Чичеро.
– Ужасно. Собирает выброшенные вещи, не даёт работать каменщикам. Посылает своих слуг вниз, в ров, велит тянуть оттуда в замок всякий мусор!
– Он, наверное, не желал перестройки замка?
– предположил проницательный Чичеро.
– Перестройка начата полгода назад, - заметила Ногерша, - и тогда он не смог мне возразить ничего разумного. А теперь он забаррикадировался в своём крыле, не желает слушать наших доводов, а слуг, которые приходят разбирать баррикады, угрожает повыбрасывать со стен. О чём с ним можно говорить?
– Может, мне удастся его образумить?
– предложил Чичеро. Станет ли он вразумлять бедного Ногера, это уже - отдельная песня, но расстаться с великаншами он предпочитал без конфликта.
– Что ж, попытайтесь, - сдалась великанша, - конечно, раз у вас дело от самого Владыки Смерти, я не могу вам препятствовать. Но пусть всё, что вы там увидите, не испортит ваше впечатление от нашего уютного замка. Творящееся у него в северном крыле - это причуда больного разума, не более. Помните: муж не в себе, и это временно!